Анастасия Вербицкая - Дух Времени

Приехав в Таганку, как всегда, Тобольцев первым делом поднялся наверх к матери. И не успел он поцеловать её руку, как она нагнулась к его уху и прошептала:

– Он опять здесь… У меня ночевал…

– Неужели?! – радостно сорвалось у Тобольцева. – Уж уехал?

– Ничего не знаю… Лизу спроси. Федосеюшка сказывала, что до трех они просидели в тот раз. А встала я, его след уж простыл. Ушам своим не верю, Андрюша!.. На юге-то летом, в Ростове-на-Дону, что было?.. Ты это знал?

– Слыхал, маменька… Да…

– Прямо-таки война… В две недели словно пожаром все охватило… Рабочий народ-то каков!.. И, думается мне, он сам тоже там орудовал…

– Ах, какая досада, что мы опять не видались!

– Спешил… Спросил только, нельзя ли здесь, по старой памяти, кое-что схоронить? Ну, конечно, я позволила. Куда ж ему девать? Вот и ждем его с Лизой каждый вечер…

– Маменька, ради Бога! Нельзя ли как-нибудь устроить мое с ним свидание?.. Неужели он вас обо мне не спрашивал?

– Не успел, стало быть! Вот Лиза тебе скажет…

Тобольцев чувствовал себя уязвленным жестоко. Но он надеялся, что Стёпушка заявится к нему сам. «И на этот раз я им не пожертвую для свидания хотя б с десятью женщинами!..» – думал он взволнованно.

– Да, вот ещё что, Андрюша… Зовут его теперь Николай Федорыч Степанов… Вот как!

– Ага!

– То-то, не сбейся!.. И Лизе не проговорись… Его в доме никто не признал. А за Федосеюшку я не боюсь.

«Ох, уж эта ваша Федосеюшка!» – подумал он.

– Лиза, можешь ты мне уделить несколько минут? – смутценно спросил Тобольцев, пока в столовой накрывали к ужину.

Она заметно побледнела.

– Ах, пожалуйста! Мы пройдем ко мне?.. – Она пошла вперед. «Что случилось?.. Что?» – жадно думал Тобольцев, следя за шлейфом её черного платья.

В хорошо знакомой ему золотистой комнате, где он прошлый год пережил столько мучительных желаний, он сел на привычное место на кушетке и ждал, что Лиза по-старому подсядет к нему… «Нет… Как мог я думать, что она это сделает? Вон как далеко села!.. Она никогда там не сидела раньше… Совсем чужая…» – Вздох сорвался у него.

Странное существо человек!.. Как страстно желал он отделаться от этой ненужной ему любви! ещё вчера… ещё сегодня… А вот сейчас, когда лучше всяких писем и объяснений её чужое лицо и эта рассеянная улыбка говорят ему, что они далеки и что их жизни не пойдут рядом никогда, – его сердце сжимается от боли… В сущности, разве дружба с Лизой, эта странная близость их, не было ли это редко и ценно в нашем практичном, грубом, вырождающемся обществе? И какую тонкую красоту эти отношения вносили в его жизнь!.. Эта любовь болезненно яркая, как умирание, осенние цветы… «В стиле decadence, – определил он. – Ни Катя, ни Соня на такие чувства не способны…»

– Лиза, ты, конечно, знаешь, что я женюсь? – вдруг тихо заговорил он, не сводя глаз с её профиля.

– Знаю, – тихо ответила она. её тонкие брови приподнялись в какой-то неуловимой для него игре. А руки перебирали кольца на длинных пальцах. Черные ресницы еле заметно вздрагивали над неподвижными зрачками. – Вы давно познакомились? – высоким голосом вдруг спросила Лиза, прерывая наступившее молчание. – Расскажи, пожалуйста, кто она? У тебя есть её портрет?.. Вообще, все расскажи… Это так интересно!

Он молчал. Прошла ещё одна томительная минута. Он поднял голову. Она держала в руках японскую лакированную шкатулку, которую он подарил ей прошлый год. С загадочной улыбкой она глядела на эту вещь. Потом открыла её и коснулась какой-то бумажки…

Теперь Тобольцеву нужно было видеть её лицо!.. Он порывисто встал, зашел вперед и остановился у стола… О, какое трогательное личико! Сколько в нем нежности и печали…

Он быстро обогнул стол, опустился на колени перед Лизой и обнял её талию. Это вышло так неожиданно, что она вздрогнула и отшатнулась.

– Лизанька… не гони меня… Дай мне говорить так! Дай мне видеть твое личико! Боже мой… С чего начать, не знаю… Так– много пережито… Слушай, Лиза! Клянусь тебе, что в ту часть моей души, которая принадлежала тебе, не вошла другая женщина… Да! Да!.. Тебе я не изменял. Ты слышишь, Лиза? Не изменял… Я полюбил другую. Да! Я не аскет и не хочу лишать себя той ласки, которой ты не хотела мне дать. Но что общего имеет эта любовь с той, которую я питаю к тебе теперь? Там страсть, там чувственность и угар… Здесь поэзия, здесь нежнейшая песнь души… Лизанька!.. Не отталкивай меня и не ревнуй! У тебя нет соперницы. Зачем тебе страдать?

Он был глубоко искренен в эту минуту. Он обнял её одной рукой, а другой насильно повернул к себе её лицо и покрыл его все горячими поцелуями… Она перестала биться в его объятиях. И наконец закрыла глаза в какой-то неизмеримой усталости. Тень ресниц упала на её щеки. И Тобольцев любовался немой «музыкой» этого лица…

– Ты не хотел жениться, – расслышал он наконец легкий, как дуновение, шепот.

– Да, не хотел… Но видишь ли, Лиза, когда я расскажу тебе всё, ты поймешь, что я не мог поступить иначе… Когда ты увидишь Катю… Подожди! Останемся так… Когда ты увидишь эти честные глаза, эту доверчивую улыбку, ты поймешь, что иначе я не мог поступить… И знаешь, Лиза, я уверен теперь, что вы с ней полюбите друг друга…

Не открывая глаз, она покачала головой, лежавшей на его плече.

– Нет, ты вообрази только, какая это будет дружба между нами тремя! Какую тонкую красоту внесет это в нашу жизнь!

– Не надо! – вдруг перебила она его. – Не надо дружбы!.. Ни твоей, ни её… – В её лице не было ни горечи, ни печали.

– Почему ты отказываешься, Лиза? Ты думаешь, что я нанес тебе обиду?» А что, если я тебе скажу, что я люблю вас обеих? Что люблю вас одинаково сильно, но разной любовью? Что, если я тебе скажу, что для твоего счастия, Лиза, я готов пожертвовать даже собственной жизнью?.. Ты мне не веришь? Боже мой! Отчего ты не можешь заглянуть в мою душу?.. Слушай, Лиза! Я шатун по природе. Ни одна женщина не могла до сих пор удержать меня. Мое сердце похоже на дворец, большой и прекрасный. В этом дворце царит веселье, горят огни, звучат женские поцелуи… Но там есть комната, полная тайны и тишины… всегда запертая на ключ. Ключ от неё у тебя одной… Ты поняла меня? Я могу годами не заглядывать в эту комнату… Но я знаю, что ты ждешь меня там и что я вернусь к тебе рано или поздно…

Она подняла голову и выпрямилась в кресле. Он встал.

– Хочу быть первой, – как-то задумчиво и загадочно сказала она.

Он сел подле и взял её руки. Звать её на кушетку, чтоб сидеть рядом, он все-таки не решался. Новые чувства должны выливаться в новых формах.

– Хочу быть первой, – повторила она. – У тебя первая – она… У неё ты. У маменьки тоже ты… А я для всех всегда была вторая. Умру коли… ну поплачут… Но забудут и будут жить по-старому… Хочу, чтоб меня так любили (вдруг задрожал её голос), что когда я умру, чтоб свет померк для него! Чтоб утешения не находилось! Чтоб он приходил на могилу и плакал… И цветы сажал бы на ней… И чтоб никогда ни на ком не женился… И чтоб не забывал меня никогда!