Энн Стюарт - Холодный как лед

– Я хочу обратно в Америку, – обретя голос, сказала Женевьев.

Она не смотрела на него и смотреть не будет. На руки, которые ее касались. На руки, которые убивали ради нее.

Его саркастический смех ничуть не улучшил ее нервозное настроение.

– О, неужели?

– Мне плевать, безопасно ли в этом болоте страны третьего мира, я хочу домой. Если не Нью–Йорк, то по крайней мере в Штаты.

Она краем глаза увидела, что он вытащил что–то похожее на крутой «Блэкберри» из кармана и нажал несколько кнопок. И мгновением позже перед ними открылась дверь в скале.

– Как насчет Калифорнии? – спросил Питер, закрывая за ними дверь.

Женевьева моментально замолчала, чувствуя себя глупой и сбитой с толку.

– Где мы?

– В окрестностях Санта–Барбары. А где мы, по–твоему? Что там сказала… какое–то болото третьего мира? Разве не туда ты с самого начала собиралась поехать? Через неделю я могу отправить тебя туда на корабле, и у тебя будет возможность барахтаться в грязи сколько душе угодно.

– А чем будет отличаться следующая неделя? – спросила она.

– Конец апреля. Гарри Ван Дорн умрет, а ты больше никогда не увидишь мою физиономию.

– Одни обещания, – прошептала она, откинув голову на сиденье. В первый раз Женевьева повернулась, посмотрела на него и чуть не прыснула. Он выглядел как нормальный американец из среднего класса, который вел консервативный седан по запруженным транспортом калифорнийским магистралям. Не считая того, что только что прикончил двоих. И его левое плечо истекало кровью.

Изобел Ламберт придется собраться и обратиться за помощью, куда она не предвидела. И это раздражало. Она всегда верила в данные обещания, и раз уж кто–то ушел из Комитета, то этот кто–то совершенно свободен, пока выказывает обычную осторожность.

Но и времена сейчас необычные. Все ее люди брошены на то, чтобы сорвать «Правило Семерки», и у них выходит время. В результате кропотливой работы сложились еще две части – Ван Дорн уподобился неонацистам и собирался устроить беспорядки на мемориале в Освенциме. И еще считал, что ему сойдет с рук, если он сможет взорвать  здание Парламента Великобритании, несмотря на бдительность британских служб безопасности. Он переоценил свои способности в одном – хотя стопроцентная безопасность почти невозможна, он не сообразил, что Комитет специализируется на невозможном. Они вычислили выбранных Ван Дорном террористов–смертников случайными вариациями, и транспортные рабочие весьма любезно решили объявить забастовку на девятнадцатое и двадцатое апреля, а это значит, что никто не доберется до работы. Проблема решилась.

Но все еще остается Питер Йенсен, застрявший в центре Америки с партнершей, которую можно назвать не иначе, как занозой в заднице, и нет способа использовать агентурные ресурсы, чтобы вытащить его.

У мадам Ламберт есть только один человек, к кому она может обратиться. Возможно, он поможет не ради нее, а ради Питера. Хотя наверно полезет в драку, откажется ей помогать, но она знала, что в конечном итоге сделает то, что необходимо. Как всегда. Они спасали друг другу жизни бессчетное число раз. Настало время Бастьену Туссену сделать это снова.

Глава 17

– Я есть хочу, – сказала Женевьева.

– Рад слышать, что сцены насилия не испортили тебе аппетит.

Ей хотелось стукнуть противного сукиного сына, но силы истощились. В желудке сосало, Женевьеву трясло и шатало от слабости, и до такой степени хотелось есть, что ее так и тянуло вонзить зубы в ногу Питера. Она не собиралась упоминать его плечо. Хотя ее и заботило, что он мог истечь кровью до смерти, и им светило нырнуть с магистрали и врезаться в какой–нибудь прицеп, и тогда ей уже никогда не придется беспокоиться о том, как бы утолить голод.

– Он задел тебя, – неохотно сказала Женевьева.

– Спасибо, что заметила. Не беспокойся, задел поверхностно. Болит чертовски, но кровь идти уже перестала. Мне просто нужна первая помощь.

– От меня не жди. Мне все равно. Просто хочу убедиться, что ты еще можешь вести машину.

Он улыбался, мерзкий ублюдок, и Женевьева вспомнила, какой у него выразительный рот. Она отвернулась и закрыла глаза. Середина ночи, и повсюду люди. Вокруг яркие огни тысяч машин. Шум и цвета автострады обрушились на ее истерзанные чувства, и в глубине души ей хотелось снова заползти в темную дыру и спрятаться.

– Что ты хочешь поесть?

– Чизбургер, – мечтательно ответила она. – Самый огромный жирный чизбургер в мире с жареной картошкой и диет–колой.

– Никакого «Таба»?

– Наверно, в данный момент это не в твоей власти, – сказала Женевьева. – На крайний случай диет–кола.

Не успели слова вылететь изо рта, как Питер резко пересек четыре полосы автострады и добрался до съезда с дороги, визжа шинами и вызывая гудки автомобилей. К тому времени, когда они, обойдясь без жертв, покинули магистраль, и дыхание снова вернулось, Женевьева воззрилась на лихача.

– Ты что, смерти нашей хочешь? – возмутилась она.

– Думаю, мы уже это установили.

– Только не вмешивай меня. Я не готова умереть.

Снова чуть улыбнулся.

– Рад слышать. А то только напрасно потеряли бы время и деньги на твою кормежку.

Он подъехал к точке продажи еды на вынос, одной из цепи на Западном побережье, и Женевьева подозрительно посмотрела на Питера.

– Что насчет «Макдональдс»?

– Здесь лучше. Уж поверь.

– Поверить тебе? Да ты издеваешься.

Он ничего не сказал в ответ, просто подъехал к окну и сделал заказ. Взял поднос, поставил ей на колени и поехал дальше в ночь.

Женевьева слишком увлеклась жадным поглощением пищи, чтобы обратить внимание, куда он едет. Они не вернулись на автомагистраль, улицы становились все темнее, пустынней, лишь время от времени навстречу им попадались машины. Она засунула последний кусок картошки в рот и, подняв голову, огляделась. Ее спутник умудрился откопать где–то проселочную дорогу, и даже в середине такого густонаселенного района никого не было на мили вокруг.

Питер съехал на обочину, погасил фары и заглушил двигатель, потом посмотрел на Женевьеву.

– Зачем все это? – требовательно спросила она. – Ты же не ввязался во все эти неприятности, вытаскивая мою голову оттуда, ради удовольствия самому меня прикончить?

– Соблазнительная мысль, но нет. Отстегни ремень.

– Ты бросишь меня в лесу?

– Нет, – ответил Питер, потянувшись и сам отстегивая ремень Женевьевы.

Пытаясь остановить, она ударила его по рукам, но он просто схватил ее за запястья одной рукой, пока возился с ремнем. Потом наклонился сильнее, задел ее телом, оказавшись так близко, что Женевьева почуяла его знакомый запах, к которому примешался аромат мыла. И у нее так закружилась голова, что пришлось задержать дыхание.