Елена Арсеньева - Моя подруга – месть

Она почти бросила: все-таки жизнь шла, и не найдешь столько времени, чтобы каждый день ездить по семнадцатому маршруту! Это была единственная зацепка: именно в семнадцатом троллейбусе ехала Марьяна в ту ночь. Она снова и снова бросала на стол судьбы эту карту – но толку не было. Карта не выигрывала.

Конец зимы и весна прошли у Марьяны в сплошной круговерти. Она приспосабливалась к новой жизни в доме Виктора. Приспособилась, отчасти даже свыклась с нею – и знакомое нетерпение вновь стало овладевать ее душою.

У Марьяны, конечно, были выходные – она проводила их на семнадцатом маршруте. Пахалов опять был где-то близко – она это чувствовала всем существом своим!

…От площади Свободы она проехала в Кузнечиху, до конечной остановки, и отправилась в обратный путь. Мимо плыли кварталы новостроек, серое уныние которых было щедро украшено тополиной зеленью. Марьяна смотрела в окно. Потом рядом кто-то закряхтел. Она увидела бабулю с палочкой и поспешно вскочила, освобождая место. Бабуля начала умащиваться со своей негнущейся старой ногой, негромко призывая на голову Марьяны Божье благословение.

Наверное, в тот день открылась прямая связь с Господом, а может, он, Господь, был неравнодушен именно к просьбам этой бабули, считал себя в долгу перед ней за больную ногу. Hеведомо, что случилось в небесах в тот миг, но Марьяна вдруг ощутила, что у нее остановилось сердце, ибо она увидела… увидела Пашку Пахалова!

Прошло два с половиной года. Марьяна никогда не отличалась хорошей зрительной памятью: даже бывших одноклассников своих, встречая на улицах, узнавала не тотчас. Вдобавок, тогда была ночь, и Пашка был одет в какой-то облезлый малахай и худую курточку. И злоба искажала его тощенькую физиономию…

Можно было усомниться, однако Марьяна не усомнилась ни на миг: этот плюгавенький человечек в линялой футболке с портретом Клинтона, в дешевых мешковатых джинсах и грязных кроссовках – именно тот, кого она так долго и безуспешно искала.

Пассажиров в троллейбус набилось довольно много, все «тусовались» туда-сюда, пробираясь кто к выходу, кто на освободившиеся места, и Марьянины маневры осуществлялись вполне успешно: до того успешно, что она подобралась к Пашке достаточно близко, чтобы вцепиться в него и заорать.

Только вот что орать? Попался? Или еще что-нибудь?

И тут судьба расщедрилась настолько, что подсунула ей ответ прямо-таки на блюдечке с голубой каемочкой.

Пашка Пахалов, до того отрешенно глазевший в окно, вдруг шмыгнул вороватым взглядом по лицам пассажиров, а потом… потом Марьяна увидела, как рука его скользнула в карман пиджака высокого мужчины, который покачивался рядом с Пашкой. Мужчина с таким увлечением штудировал газету, что ничего не видел и не слышал, а тем более не чувствовал, как вороватая рука лезет за его бумажником.

«Держи вора!» – хотела закричать Марьяна, однако троллейбус тормознул так резко, что Пашка пролетел мимо своей жертвы, пролетел, аккуратно опустив бумажник обратно в отвисшие глубины кармана.

Ротозей заспешил к выходу, провожаемый двумя разочарованными взглядами – Пашки Пахалова и Марьяны.

Впрочем, оставалась надежда, что Пашка повторит попытку, и Марьяна забилась в уголок, поближе к поручням. Надежно укрывшись за спиной высокого парня, она не выпускала из поля зрения Пашкины шаловливые ручонки.

А они, как назло, оставались в бездействии…

Может быть, Пашка два раза в одном троллейбусе не воровал. Может, неудачная попытка вовсе отшибла охоту повторять. Так или иначе, он стоял, индифферентно глядя в окно, повиснув на поручне и похлопывая себя другой рукой по ляжке.

«А ведь он может выйти на любой остановке! И что мне делать потом?!»

План родился мгновенно. Сунув руку в сумку, Марьяна достала кошелек и, прижимая его к бедру, рьяно принялась пробираться к средней дверце, путь к которой лежал как раз мимо Пашки. Pядом с ним у Марьяны вполне естественно подвернулась нога. Толкнув Пахалова, она буркнула извинение, но через два шага остановилась и схватилась за сумку. Открытую, разумеется.

Нарочно охнув, чтобы стоящие рядом обратили на нее внимание, Марьяна принялась рыться в сумке, причитая:

– Кошелек! Где мой кошелек?

Очевидно, Пашка почуял неладное, потому что двинулся к задней площадке. И это было очень кстати, поскольку позволило Марьяне «обратить на него внимание» и заорать во всю мочь:

– Вот кошелек! Этот тип его только что бросил! Держи вора!

На сей раз голос повиновался, и звучал он столь безупречно-убедительно, что весь троллейбус скучился вокруг Марьяны и Пашки, отрезая последнему все пути к отступлению. Поднялся невероятный шум, разобрать можно было только истерические Пашкины выкрики:

– Это не я! Не брал я ее кошелька, вы что, одурели? Она его сама мне подсунула!

Пассажиры захохотали.

Достучались до водителя. Он остановил троллейбус и вошел в салон. Сокрушенно покачал головой, уяснив ситуацию, и Марьяна перехватила быстрые взгляды, которыми обменялись водитель и Пахалов.

– Bпрочем, если хотите, – миролюбиво обратился он к Марьяне, как к зачинщице, – я могу изменить маршрут на следующей развилке. Поедем по первому, минут через двадцать доберемся до отделения, сдадим ворюгу, а все дадут показания.

Настроение пассажиров переменилось как по волшебству. Тут каждый внезапно осознал суровую правду: никакой он не свидетель, потому что ничегошеньки не видел! Да, кошелек валялся на полу, кудрявая блондинка вопила, заморыш кричал: «Не я! Подсунули!..» Может быть, и правда – подсунули?!

И Марьяна поняла, что на ближайшей остановке Пашка шмыгнет прочь – и никакая сила не удержит его, никто не поможет Марьяне – кому охота связываться? И если прямо сейчас, вот сию же минуту небеса не пошлют ей на помощь своего ангела… «Папочка! – в отчаянии воззвала она из глубины души. – Это же тот гад, тот новогодний гад! Ну что же ты смотришь и ничего не делаешь?!»

– Эй, водила, садись за баранку, – сказал кто-то рядом с Марьяной, легко перекрывая голосом неодобрительный пассажирский гул. – Никуда не надо поворачивать. Я из милиции и все видел.

Водила досадливо пожал плечами и вернулся в кабину. Настроение пассажиров снова изменилось – теперь все сочувствовали Марьяне и сурово осуждали Пашку.

– Что-то я тебя там не видел, в милиции! – завякал Пашка, вновь обретая дар речи.

Марьянин спаситель усмехнулся:

– А ты что, парад наших войск принимал? – И, профессионально заломив Пашкину руку за спину, подтолкнул того к открывшейся дверце: – Шагай, приехали.

Марьяна, как во сне, потащилась следом. Чья-то честная рука сунула ей кошелек – напрочь забытый, он так и валялся на полу троллейбуса.