Елена Хорватова - Агент в кринолине

Мэри подумала, что маркиз смирился с тем, что потерял над ней власть, и теперь она с полным правом может считать себя свободной от всех обязательств перед этим человеком.

Маркиз почти постоянно сидел в своем номере и лишь только пару раз ходил в британское консульство. Так что надзор за ним, порученный графу Чертольскому, труда не составлял.

В целом особых служебных хлопот у Алексея не было, и граф позволял себе, доверив присмотр за Транкомбом слугам, погулять по городу, посидеть в ресторанчике или заняться покупками. Это было намного приятнее, чем оказывать назойливое внимание Транкомбу. Тем более Алексею было о чем подумать в одиночестве. Он искал этого одиночества, чтобы определить, как себя вести с женой, подальше от грустных обиженных глаз Мэри.

Сказать, что слова маркиза, переданные ему генералом Палич-Верейским, не произвели на него впечатления, было нельзя. Алексей не хотел им верить, но все же… червь сомнения закрался в его душу. Теперь он вольно или невольно постоянно думал о том, что, в сущности, мало знает девушку, на которой женился. Да, они были знакомы в ранней юности, но с тех пор и Мэри, и он сам сильно изменились. То, что Мэри была помощницей маркиза Транкомба, — это факт. И то, что маркиз — человек, занимающийся неблаговидными делами, тоже факт. Алексей предпочитал считать, что Мэри — жертва интриг Транкомба… А она вполне могла оказаться его коллегой.

Мучительным был и другой вопрос. Алексей уверился, что у его невесты не было до встречи с ним других мужчин, но ведь известно, что опытные женщины нередко пускаются на всякие хитрости, чтобы обмануть своих избранников, и изображают потерю невинности так достоверно, что и комар носа не подточит. Неужели он просто попался в лапы ловкой авантюристки?

Думать об этом было чертовски неприятно, но и отбросить сомнения он не мог. С одной стороны, ему хотелось верить своей жене, ведь она так искренне рассказывала ему о своей непростой жизни… Но, с другой стороны, версия маркиза тоже в чем-то совпадала с рассказами Мэри, лишь акценты в ней были расставлены по-другому, и все тут же принимало такую отвратительную форму!

Неужели Алексею суждено вечно выступать в роли последнего дурака, которого женщины водят вокруг пальца?

Сидя в кофейне с чашкой остывающего кофе, он полностью погрузился в свои невеселые мысли, когда рядом вдруг зашуршало платье и за его столик уселась Мэри собственной персоной.

— Ты что, следишь за мной? — от неожиданности резко спросил Алексей.

Мэри держалась, как всегда, спокойно.

— Я просто искала тебя, чтобы поговорить без посторонних свидетелей, — ответила она. — Полагаю, нам давно пора объясниться. Со дня отъезда из Болгарии тебя словно подменили, и я хочу наконец узнать, в чем дело. Так продолжаться не может.

— Если ты намерена вызвать меня на скандал, то предупреждаю — я терпеть не могу женский визг и истерики.

Следовало бы обидеться на него за грубость, но Мэри в очередной раз взяла себя в руки, демонстрируя сдержанность манер. Не для того она добивалась откровенного разговора, чтобы теперь в слезах убежать.

— Никаких истерик не будет, — пообещала она. — Я всего лишь жду твоих объяснений.

И Алексей не сдержался:

— Ждешь объяснений? Изволь, душа моя!

Он, не выбирая выражений, пересказал все, что узнал от генерала Палич-Верейского (а тот передал графу со слов маркиза Транкомба).

Пока Алексей говорил, лицо Мэри застывало; казалось, она на глазах превращается в ледяную статую. Но остановиться Алексей уже не мог, ему хотелось высказаться — он и так слишком долго носил в себе эту боль, которая теперь выплескивалась наружу, принося облегчение. Но все же ему вскоре стало стыдно — он ведь просто переложил свою боль на хрупкие женские плечи.

Помолчав, он спросил уже совсем другим тоном:

— Может быть, теперь ты мне что-нибудь объяснишь? Есть ли в словах маркиза хоть доля правды? Неужели моя жена, которую я боготворил, всего лишь маленькая дрянь?

Он сам не знал, чего ждал — оправданий, слез, клятв? Наверное, в глубине души ему хотелось, чтобы жена принялась доказывать, что ни в чем не виновата. Интуиция подсказывала, что это так и есть, ведь кроме чужих слов есть и собственные чувства. Только пусть она подтвердит то, во что ему так хочется верить. И пусть она будет убедительной, чтобы Алексей смог успокоиться.

Но Мэри молчала. Это было строгое молчание оскорбленной женщины, и оно затронуло какие-то глубинные струны в сердце Алексея сильнее всяких слов. Ее молчание пугало.

— Ну что ж, ты вправе думать так, — сказала она наконец, проглотив комок, вставший в горле и с трудом разлепив ссохшиеся губы. — У тебя нет никаких оснований относиться ко мне с уважением после всех двусмысленных обстоятельств, в которых я оказалась. Думай, что хочешь. Я не буду уверять тебя в своей невиновности, это слишком унизительно. Прости, что я поторопилась принять твое предложение… Если ты пожелаешь расторгнуть наш скоропалительный брак, я дам согласие и не стану предъявлять никаких претензий.

И тут Алексей понял, что они подошли к опасной черте — еще одно неверное слово, и… все то чудесное, что с ними случилось, разрушится навсегда, и недолгое счастье обернется руинами. А ведь проклятый маркиз, вероятно, этого и добивался! Алексей чувствовал, что его захлестывает волна отчаяния. Он и сам не мог представить, что способен на такие сильные чувства, которые бушевали в его душе.

— Мэри, прости, — прошептал он. — Мне было так больно… Я растерялся, когда на меня свалилось все это, и обидел тебя… Но я не хочу погубить наш брак! Я не могу тебя потерять. Ты моя жена, и мы должны быть вместе.

Пока он сбивчиво говорил все это, на его глазах выступили слезы. Алексей закрыл лицо руками — не хватало еще разрыдаться! Он вообще не мог вспомнить, когда плакал в последний раз, а теперь так раскис, что ведет себя как капризная девчонка… Какой стыд!

Но рука жены прикоснулась к его волосам и стала нежно гладить его голову, и от этой почти материнской ласки он зарыдал, не сдерживаясь.

Маркиз Транкомб был разочарован. Ему не удалось спровоцировать не только развод графа Чертольского с женой, но и сколько-нибудь серьезную ссору. В первые дни по возвращении из Болгарии голубки казались невеселыми и вроде бы избегали общества друг друга, но вскоре вновь принялись ворковать, и стало очевидно, что недолгая ссора лишь подогрела их чувства.

Более того, столкнувшись однажды с маркизом один на один, граф Чертольский проговорил, с ненавистью глядя в глаза Транкомба:

— Если вы, милорд, еще когда-нибудь посмеете распускать грязные слухи о моей жене, я вас просто убью! Я готов стреляться с вами хоть сейчас! Если угодно, можете прислать секундантов. Я считаю вас последним негодяем и не отступлюсь от своих слов.