Мартина Коул - Прыжок

Выйдя из многоквартирного дома, он прошел к небольшой забетонированной автомобильной стоянке и сел там в свой темно-зеленый «Косворт». Поймал взглядом смутные очертания Джуни на балконе. И улыбнулся: «Она такая простая, эта Джуни. Грубишь ей, а она тебя лишь веселит. И это уже что-то! Никаких тебе занудливых разговоров, никаких взаимных обвинений. Ничего! Не то что жена. Она ведь все знает о Джуни. Но в отличие от последней у нее не хватает чувства приличия, чтобы держать свою пасть на замке и не орать об этом во всеуслышание… Какого еще хрена нужно этой женщине?» — спросил он себя мысленно. И зажег фары автомобиля. Джуни тоже улыбалась, стоя в темноте на балконе: «Он знает, что такое быть романтичным, что бы там ни думала его чокнутая корова-жена».

Дэнни вставил ключ в замок зажигания. И вдруг услышал позади себя какой-то шорох. Когда повернулся, чтобы посмотреть, что там, то почувствовал, как вокруг его шеи обвилась веревка. А потом пассажирская дверца открылась, и Дэнни почувствовал сильный запах бензина. Он попытался сорвать с себя веревочную петлю, но тут ощутил на лице и плечах холод от пролитого на него бензина. Жидкость моментально впиталась в его пиджак из чистой шерсти…

Он рванулся с места, едва не потеряв сознание от страха, но чуть не задохнулся, поскольку его горло все туже стягивала веревка. Дэнни попытался хотя бы выпрямиться в машине. И внезапно увидел перед своим лицом открытый огонь зажигалки.

— Привет, Дэнни!

Джуни недоуменно наблюдала с балкона, как какой-то человек выбрался через пассажирскую дверцу из машины Дэнни. Она не могла точно разглядеть, что этот человек делает, потому что фонари на их улице горели очень редко… Мерзкий ублюдок все предусмотрел! Только когда Джуни услышала вопли и увидела пламя, она поняла, что случилась беда. Откуда ей было знать, что человек этот прокрался в машину уже давно, еще в то время, как они с Дэнни пили «Голубую монахиню» и резвились в постели с таким пылом, словно от любовной возни зависела сама их жизнь.

После оглушительного грохота раздавшегося взрыва ноги у Джуни совсем ослабели, и она опустилась на колени.

В многочисленных окнах ее многоквартирной башни уже горел свет. Но единственное, что способна была делать Джуни Дэнт, — это плакать горькими слезами, потому что все, о чем она мечтала, ушло от нее навсегда.

Глава 12

Джорджио Брунос без сна лежал на койке и непрерывно думал о Донне. И о том, что произошло днем раньше. Он теперь почти не спал по ночам и поэтому почувствовал, что заболевает. Не утруждал себя бритьем, не принимал душ и уже начал ощущать запах собственного тела: тошнотворно-сладкий запах пота, поскольку накануне он поднимал гири, коротая время в ожидании визита Донны.

Джорджио вышел к ней совершенно довольный собой. Он был рад видеть Донну. А она отбросила его от себя прочь своими жесткими словами.

Каждый раз, когда Джорджио думал об этом, ситуация напоминала ему оживший кошмар: «Если она сейчас решит, что ей надо перестать видеться со мной, то я потеряю все». Больше прочего его беспокоил дом. Он оформил его на имя Донны, и она владела им как собственностью по праву… Если Донна разведется с ним, ему придется заявлять о своих правах на дом. Но тогда она сможет запросто развестись с ним в связи с тем, что он так надолго оставил ее: женам осужденных на пожизненное заключение дают такие привилегии. И тогда у него не хватит духа сражаться за свою половину. Это будет выглядеть по меньшей мере странным, если он захочет все отданное жене забрать обратно. Однако в любом случае ему нужно все: дом, бизнес и деньги. Он работал до кровавого пота ради этого, и он имеет на это право…

Утренний шум вокруг Джорджио стихал. Поток мужчин выплеснулся из камер: все ждали завтрака. Голос Сэди, доносившийся издалека, перекрывал все остальные голоса; он смеялся и шутил как всегда. Хотя Джорджио не мог бы точно сказать, что так развеселило Сэди. Джорджио вообще питал отвращение к любым тюремным мероприятиям. Он не выносил своего заключения, того, что его заперли в этом цементном ящике. Ненавидел те моменты, когда за ним запиралась каждая пройденная им дверь. У Джорджио не было даже привилегии включать и выключать свет, если вдруг это ему бы потребовалось. Он плохо переносил и то, что ему везде приходилось ходить с оглядкой, — Левис мог неожиданно подослать к нему компанию своих приятелей либо в душевую, либо в гимнастический зал. Он слышал о мужчине, которому на грудь уронили две тяжеленные гири якобы случайно. Вообще такого рода «случайности» здесь организовать было легко, и Джорджио не позволял себе забывать об этом… Это территория врага, а он с ним в состоянии войны. Правда, враг пытается завязать дружбу. И обнаружилось, что справиться с этим еще труднее. Он долго всматривался в фотографии Донны, прикрепленные к стене камеры. Ее блестящие волосы… Он закрыл глаза и представил себе, как вдыхает аромат духов Донны и тот ее особенный запах, появлявшийся, когда они занимались любовью. Вообразил, что нежно разводит в стороны ее ноги, пока не увидит красновато-розовую впадину между ними. Джорджио почувствовал дикое возбуждение. Больше всего на свете ему захотелось сейчас оказаться у нее внутри, забыв на время все волнения и нужды. Как часто по утрам она клала на него руку, гладила и ласкала его! И он, поцеловав ее, вскакивал с постели, готовый идти навстречу дню и тому, что день с собой принесет. Так много времени было потрачено впустую без общения с ней! Потому что Джорджио знал: вот она, всегда под рукой — и принимал это как должное. «Добрая старая Донна, моя маленькая женушка, моя хозяйка!» Он замечал, как очень многие мужчины засматриваются на нее. И наслаждался этим, самодовольно полагая, что Донна всецело принадлежит ему одному. Теперь же мысли об этом терзали его, хотя он и был уверен, Донна его по-прежнему любит.

Джорджио считал Донну хорошей любовницей, или, как он говорил, сочной подругой. То есть женщиной, которая наслаждалась, когда ее брали. Однако его вкусы в последнее время начали склоняться к более молодым женщинам, которые брали инициативу на себя. Иными словами, брали его, пока он лежал и наблюдал. Он уверял себя, что, дескать, с Донной занимается любовью, а этих просто трахает. Но это пресловутое траханье ныне возбуждало Джорджио намного больше, чем любовь с Донной…

В камеру вошел Тимми. От него резко пахнуло карболовым мылом и шампунем «Уош энд Гоу».

— Все в порядке, Джорджио? Что-то ты какой-то пришибленный? Думаем о доме, не так ли?

Джорджио встал с койки. Замечание Тимми его нисколько не смутило.

— Вообще-то я своим домом горжусь. А что за событие тебя развеселило? Может, принести тебе поздравления с днем рождения?