К. Харрис - Почему поют русалки

Румянец стал гуще.

— Я была готова к подобному приему. Не много нашлось бы на свете женщин, которые, подобно мне, взяли бы к себе в дом тебя — незаконное отродье безнравственной женщины и мужчины, пользовавшегося ее телом. И как ты мне отплатила? Пренебрегла моим кровом и сбежала без слова благодарности.

— Надо же, какое странное создание! — прошипела Кэт, задыхаясь от злобы. — Предпочло, видите ли, бежать. Могу объяснить, я, видите ли, решила, что уж если служить забавой для мужчин, то лучше, по крайней мере, получать за это деньги.

Костлявый остов Эммы Стоун сотрясла дрожь негодования. Кэт подумала, что теперь та либо с видимостью беспристрастия бросится защищать покойного супруга, либо повернется и уйдет. Но ее родственница не сделала ни того ни другого. Поджав губы так сильно, что дальнейшие слова ей буквально приходилось выплевывать, она продолжала:

— Я здесь, потому что из «Морнинг пост» мне стало известно о твоей помолвке.

— В самом деле, тетя? Вы меня поражаете. Понятия не имела, что вы интересуетесь хроникой светской жизни.

— Не интересуюсь, представь. Потому и не подозревала о твоих предосудительных отношениях с лордом Девлином, пока не появилась упомянутая заметка. К ней мое внимание привлекла моя дорогая подруга, миссис Барнс. Надеюсь, ты не забыла ее?

Кэт не шелохнулась. Юнис Барнс, ближайшая соседка миссис Стоун, была ее соратницей на ниве борьбы с пороком.

— Моя возлюбленная сподвижница, единственная из всех наших знакомых, сумела догадаться, что бесстыжая особа, называющая себя Кэт Болейн и вихляющаяся на подмостках какого-то театрика, не кто иная, как моя племянница, которой когда-то я предоставила кров.

— И хранила свою гениальную догадку исключительно про себя? Какие редкие добродетели.

В знак того, что колкость не прошла незамеченной, миссис Стоун вздернула верхнюю губу и скривилась еще больше.

— Если б мне случилось ранее узнать о твоих предосудительных отношениях с виконтом Девлином, я бы, разумеется, постаралась преодолеть естественную брезгливость и пришла к тебе еще тогда.

— Ваша брезгливость! Не сомневаюсь, что такой безупречной особе, как вы, пришлось совершить огромное усилие, чтобы решиться посетить логово греха и разврата. Так вот, мой вам совет — побыстрее изложить дело, которое вас сюда привело, и убраться вон, дабы не запачкать своих юбок.

Миссис Стоун рывком дернула тесемки ридикюля и достала две фарфоровые миниатюры, оправленные в золотые ажурные рамки.

— В течение небольшого отрезка времени твоя мать оставалась в моем доме, прежде чем бежала из Лондона. Тебе об этом было известно?

Кэт подавила удивление, хотя это известие явилось для нее новостью.

«Отвратительный супруг Эммы Стоун делал свои гнусные намеки и моей матери?» — мелькнула у нее неприятная мысль.

Сумела ли взрослая женщина — даже ожидающая ребенка — лучше защитить себя, чем спустя тринадцать лет ее дочь?

— Неблагодарная покинула мой дом таким же образом, каким это сделала и ты. Оставив лишь какую-то небрежную записку с изъявлением благодарности и эти два портрета. Их она предложила мне посчитать платой за гостеприимство.

— Что ж вы не поспешили их продать?

Кэт было прекрасно известно, что, сколь много Эмма Стоун ни рассуждала о Царствии Небесном, она питала весьма горячий интерес и к мирским благам.

Миссис Стоун в порыве деланого негодования вскинула голову:

— Ты считаешь, я способна взять плату за то, что предоставила родной сестре кров? Дала возможность преклонить усталое чело в минуту невзгоды? Библия учит нас: «Как от Божественной силы Его даровано нам все потребное для жизни и благочестия, через познание Призвавшего нас славою и благостью» [28].

Кэт не сводила глаз с морщинистого лица тетки. Немилостиво оказалось к ней время, рот прятался в глубоких морщинах, складками были изборождены щеки, выражение сварливой брюзгливости, присущее ей и раньше, еще более усилилось.

— Полагаю, вы высказали все, ради чего явились сюда?

Эмма Стоун протянула одну из миниатюр:

— Это портрет твоей матери. Узнаешь ее?

Кэт бережно подставила ладони и приняла в них хрупкий фарфоровый овал. Рисунок был таким тонким, что от ее дыхания поверхность его затуманилась и показалась стертой. Этого лица Кэт не видела больше десяти лет: широко раскрытые зеленые глаза чуть приподняты к вискам, высокие, изящно очерченные скулы, почти детский, небольшой носик над пухлыми чувственными губами. Схожие черты Кэт видела и в отражении, смотревшем на нее из зеркала. На ее лице они соседствовали с теми, которые она считала только своими, хотя, наверное, унаследовала их от того неизвестного господина, который был ее отцом.

Кончиками пальцев она погладила гладкую поверхность портрета, будто надеялась прикоснуться к матери, которая — смеющаяся, живая — так любила ее когда-то. Нахлынувшие чувства сжали горло, не давая дышать, только через некоторое время Кэт смогла справиться с собой и произнести:

— Покажите мне другой портрет.

Гримаса угрюмого осуждения появилась на лице Эммы Стоун, она снова брюзгливо поджала рот.

— Именно из-за него я и была вынуждена посетить тебя. Это тот самый джентльмен, который содержал твою мать. По крайней мере, последний из тех, с кем она жила. Твой отец, в общем.

Стараясь унять дрожь в руке, Кэт потянулась к миниатюре, которую ей протягивала тетка. Каким-то образом, еще не взглянув на портрет, она предчувствовала, чье лицо увидит на этой миниатюре.

Конечно, он был много моложе, чем нынче, по крайней мере на двадцать четыре года, но, разумеется, она узнала его. Тщательно уложенные волосы и теперь сохранили свой темный цвет, черты лица — прежнюю твердость.

«Подбородок я, похоже, унаследовала его, — подумала Кэт, — понятно, что раньше не замечала этого. Но как я могла не узнать этих глаз? Как могла не видеть, что они похожи на глаза Алистера Сен-Сира, графа Гендона?»

ГЛАВА 51

— Стоит мне сообщить эту информацию на Боу-стрит, — говорил магистрат Лавджой, — как, можно не сомневаться, они тут же арестуют мистера Форбса. — Он устремил взгляд на лорда Девлина. — Вы верите в его виновность?

Они сидели в скромной гостиной дома мистера Генри Лавджоя на Расселл-сквер, на столе между ними стояли чашки с остывшим чаем. Услышав вопрос, виконт беспокойно заерзал в кресле, затем вытянул ноги вперед и скрестил их перед собой.

— Форбс кажется весьма подозрительным субъектом, на мой взгляд. Но виновен ли он? Лично я думаю, что нет. Фрагменты головоломки вроде бы подходят друг к другу, но картина, которая при этом получается, довольно неправдоподобна. Даже не могу объяснить, почему так.