Наталья Калинина - Проклятье музыканта

Игнасио лишь усмехнулся в бороду: не права Иса – и права. Понять ее можно было: растили помощника, а получили бесполезного мечтателя, который грезит музыкой, в тонкой душе которого – мелодии. Но также понимал моряк и мальчишку, ибо сам болел музыкой. Когда-то он тоже мечтал играть, да только отец его, раз отхлестав ремнем, твердо преподал урок: жизнь – это рыбный промысел, а игра на гитаре – пустое занятие.

Слушая, как плачет под гибкими пальцами юноши гитара, Игнасио не мог сдержать улыбку. Пусть играет этот пацан, несмотря на недовольство и крики матери. Талант у него есть.

– Иди-ка сюда, – поманил он его пальцем, когда мальчишка отыграл свой репертуар. Уго охотно подошел, зная, что этот странный рыбак, который приходит в их таверну не ради знаменитого супа, а ради его непрофессиональной игры, попросит дать ему гитару.

– Дай-ка ее мне. – Игнасио пошарил по карманам, вытащил одну монету и сунул ее мальчишке в кулак. – На, купишь потом сластей.

– Ноты… – прошептал Уго, застенчиво и торопливо спрятал монету в карман бридж.

– Ну или ноты, – согласился рыбак. Прикрыл глаза, вспоминая показанные ему недавно мальчишкой аккорды, и робко коснулся струн. Конечно, получалось у него далеко не так, как у Уго, но все же сложилась мелодия – неровная, с фальшивыми нотами, но ведь сложилась же! На сухих губах моряка расцвела счастливая улыбка.

Время пролетело незаметно: вот уже опустел зал, смолк гулкий шум голосов, лишь доносится с кухни покрикивание Исы и щелканье клавиш кассового аппарата: хозяин подсчитывал выручку.

– Пора мне, – вздохнул Игнасио, передал мальчишке гитару и направился к кассе. Когда он протянул вырученные за утренний улов монеты, хозяин вдруг наклонился к самому его уху и прошептал:

– У меня есть одна вещь, которая наверняка тебе понравится. Вижу, увлечен ты тоже, как и мой пацан, бренчанием. А гитара-то у тебя есть? Нету? Будет. Идем.

Хозяин толстым пальцем поманил моряка за собой. И заинтригованный Игнасио отправился за ним следом. Они прошли в кладовую, пахнущую рыбой, хозяин откинул с одного бочонка крышку и извлек гитару.

– Вот. Прятал от моего пацана. Главное, чтобы не попалась ему на глаза. Ему и одной хватит. Берешь? Возьму недорого.

Игнасио уже не слушал, что ему говорил хозяин таверны. Взяв в руки гитару, он жадно ее ощупывал, трогал струны, поглаживал корпус.

– Нравится? – даже не спросил, а констатировал хозяин. – Два дня назад ее тут один солдат оставил. Забыл и так и не вернулся. И не вернется: видели, как его забрала полиция. Бывший республиканец, говорят. Берешь?

Хозяин назвал цену, и Игнасио растерянно уставился на инструмент:

– У меня столько сейчас нет.

– Отдашь завтра. Рыбой. Главное, чтобы моему пацану на глаза не попалась.

Уходил Игнасио такой счастливый, каким не чувствовал себя уже очень давно. Да и чувствовал ли вообще когда-либо? Странное ощущение, что наконец-то он обрел свою душу, без которой прожил тридцать пять лет, сопровождало его весь путь до дома. И не важно, что потом опостылевшая жена его, Кончита, визжала и брызгала слюной, узнав, что всю выручку он отдал за инструмент. Не важно. Когда жена хлопнула дверью, скрывшись на кухне, Игнасио взял гитару и внимательно ее осмотрел. В скольких руках она уже побывала? Он с нежностью провел по орнаменту, нанесенному не краской, а стружкой, а затем, закрыв глаза, коснулся струн. Голос ее, нежный, протяжный, звонкий, заструился в воздухе. Она. Она будто создана для него. Он, скорее неумеющий играть, чем умеющий, сумел выдать не ней вдруг довольно сложный пассаж. Музыка будто сама лилась из-под его пальцев, тревожила душу, наворачивалась на глаза неожиданными слезами. Моряк, закрыв глаза, трогал неумелыми пальцами струны, полностью растворившись в этой магии. В какой-то момент ему вдруг увиделся другой музыкант – смотрящий перед собой невидящими глазами, погруженный в свои внутренние видения, с мечтательным выражением на простоватом лице. Кто был тот человек?

Игнасио открыл глаза и неожиданно увидел стоящую перед собой жену.

– Сыграй еще, – попросила она вдруг не своим пронзительно-визгливым голосом, а тихим, будто усмиренным. – Сыграй…

…Что случилось с его женой? Ее будто подменили. Из сварливой бабы она вдруг превратилась в тихую и покорную, со светлой улыбкой ожидающей его каждодневных возвращений с промысла. Она даже похорошела каким-то неожиданным образом. И давно увядшая страсть в ней расцвела новым цветом. Сложно было поверить, но живительной водой стала вдруг та музыка, которую играл Игнасио по просьбе своей Кончиты по вечерам. Слушая, жена будто молодела и потом любила его с ненасытностью портовой девки. Игнасио принимал ее выплескивающуюся бурными волнами страсть, но… думал о другой. О той, которая ежедневно встречала его в порту, ожидая его прибытия, стоя на самом опасном мысе. Откуда взялась та прекрасная незнакомка, чей гибкий стан он видел еще издали, приближаясь к опасным скалам, он не знал. Но знал, что ожидала она именно его.

Однажды он пытался показать девушку своему напарнику Хуану, да только когда снова посмотрел на мыс, девушки там не оказалось. Она пришла на следующий день, как приходила в предыдущие. Ожидала приближения лодки, но потом исчезала. Игнасио даже пробовал обмануть ее: заходить на берег с другой стороны скалы, так, чтобы она не увидела его приближения. Бесполезно. Когда он причаливал лодку, ее уже не было. Но чувство, будто его половинка эта девушка, а не опостылевшая Кончита с внезапно воспылавшей к нему страстью, крепчало с каждым днем.

В то утро он, как обычно, приближался к берегу, бросая тревожные взгляды на скалу, где его каждый день ожидала незнакомка, но ее нигде не было. Игнасио причалил лодку и встал на ноги. Но вдруг услышал, будто кто-то за его спиной тяжело спрыгнул в его суденышко.

– Игнасио! – окликнули его. Он резко оглянулся и онемел от изумления: как, как она тут оказалась? В его лодке?

– Что ты тут делаешь? – спросил он.

– Говорят, бабу ты себе другую завел…

– Ты что, полоумная! Какая…

Но его оборвал на полуслове сильный толчок. Океан стал его последней колыбелью, его душа вознеслась к небу с криком чайки.

А его яркую лодку еще долго носило по волнам – пустую, с протухающей на солнце рыбой. Но куда пропал моряк, а также его жена, никто не знал. Догадывались…