Ирина Мельникова - Мой ласковый и нежный мент

– Как ты думаешь, откуда «маузер» мог попасть к Цымбарю?..

Людмила отодвинула в сторону бумаги и посмотрела на часы. Скоро одиннадцать… Она вздохнула, подняла трубку телефона и набрала номер соседей. И на протяжении трех гудков еще надеялась, что к телефону подойдет Денис, но трубку взял Максим Андреевич и тут же клятвенно заверил, что сей момент отпускает Славу домой.

Брат примчался через десять минут и застал сестру по-прежнему зарывшейся с головой в бумаги. Он уже знал, что она готовится к встрече представителей World Wide Centre Nature[2] и работает над проектом создания питомника для восстановления исчезающих птиц и животных, под который они с Кочеряном мечтали получить деньги от WWC.

Славка на цыпочках прокрался в свою комнату. Выложил из сумки учебники и тетради и, включив настольную лампу, оглянулся на Костю, который опять занял его кровать. Ему же сестра на этот раз постелила на диване. Костя спал неспокойно, постоянно норовил сбросить с себя одеяло, брыкался ногами и толкался локтями, поэтому Славка решил провести эту ночь пусть и менее комфортно, но зато выспаться как следует. Он быстро просмотрел записи, которые сделал вечером, во время встречи с Максимом Андреевичем. Старый учитель несказанно обрадовался, когда он обратился к нему за помощью, и они проговорили почти три часа. Сначала о некоторых вопросах становления российской государственности, а потом уже обо всем, что волновало или беспокоило обоих.

И так уж получилось, что незаметно для себя Славка рассказал соседу и об исчезнувшем в тайге отце, и о Светке, и о сестре, которая всю жизнь заботится о ком угодно, но только не о себе…

Он прислушался. Людмила тихо возилась на кухне. Вероятно, ставила чайник на плиту… Значит, опять будет сидеть чуть ли не до утра. А потом станет удивляться, почему вдруг появились синие круги под глазами…

Славка выключил лампу и нырнул под одеяло, не подозревая, что сестра, опустив руки на колени, сидит за кухонным столом, обреченно смотрит на часы и тихо, чтобы не услышал брат, плачет.

В последние дни она все чаще и чаще стала ловить себя на том, что голова ее забита весьма далекими от ее интересов проблемами, о которых она и не подозревала до того самого момента, когда отважилась на экзекуцию в кабинете Кубышкина.

Она закрыла глаза и как наяву увидела лицо Барсукова. Таким оно выглядело в их первую встречу: напряженное, с мрачным взглядом серых глаз под сердито насупленными бровями. Резко очерченные губы сжаты в тонкую полоску, на лбу залегла глубокая вертикальная складка… И разве могла она тогда предположить, что когда-нибудь эти глаза посмотрят на нее с искренней теплотой и нежностью, как это случилось в их последнюю встречу, да и в предпоследнюю тоже…

От одной мысли о нем ее начинает трясти как в лихорадке, странно немеет затылок, а горло сжимают спазмы, и до такой степени, что она полностью теряет над собой контроль и думает лишь о том, поцелует он ее или не поцелует… Словно она не взрослая женщина, а сопливая семиклассница, у которой все мысли только о мальчиках и поцелуйчиках… Но разве она позволила бы подобное к себе отношение, если бы не чувствовала и не понимала, что Денис не притворяется и действительно испытывает то, о чем она запрещала себе думать и к чему, вопреки призывам здравого смысла, все время возвращалась и в мыслях, и в воспоминаниях?

И эти воспоминания приобрели уже злокачественный характер, потому как зачастую, переплетаясь с фантазиями и мечтами, превращались в столь откровенную и очевидную блажь, до такой степени причудливую и нереальную, что она утыкалась лицом в подушку и ревела от души, после чего приходилось переворачивать подушку другой стороной, настолько она промокала от слез.

Вот и сейчас слезы текут по лицу независимо от желания не думать об этом человеке, который должен ей быть безразличен, хотя бы уже по той причине, что ничто не связывает их в этой жизни. Просто не должно связывать, потому что нет у них взаимных интересов, нет и не будет… С Вадимом иначе: у них общая работа и проблемы тоже общие… И во время не очень частых встреч им бывает совсем не до поцелуев и выяснения отношений, поэтому и до постели до сих пор не дошло, не то что с Барсуковым. С ним она почти переступила ею же самой обозначенную границу, допустив то, чего не позволяла Вадиму даже в мыслях. И прежде всего она сама виновата в том, что разрешила этому жалкому менту постоянно распускать руки и приставать к ней с недвусмысленными предложениями. И с какой стати она так раскисла перед ним, растеклась, точно блин по сковородке? В ее жизни встречались и более симпатичные, и более разговорчивые мужики, чем этот замордованный службой подполковник. И самое главное, в его отношении к ней нет и намека на любовь. Сплошное вожделение, слегка прикрытое неким подобием чувств, на которые она пусть тайно, но все-таки рассчитывала.

На плите закипел чайник. Людмила машинально сняла его с огня и застыла на месте, с трудом соображая, что же делать дальше. Время опять подходило к полуночи, а она до сих пор не знала, вернулся ли домой Денис после двухдневного отсутствия. Хотя узнать это не составляло никакого труда. По шагам за стеной она определила, что Максим Андреевич еще не спит, но, как ни старалась, так и не смогла найти убедительную и достаточно естественную причину, чтобы позвонить старику и успокоить свое растревоженное сердце.

И тогда, не придумав ничего лучшего, она сняла трубку и набрала номер Антонины. Подруга ответила сразу, словно ждала ее звонка, но если даже и не ее, то мастерски это утаила и даже не удивилась, когда Людмила потребовала, чтобы она немедленно, ну просто незамедлительно, приехала к ней. Только заворчала:

– На чем, интересно, я приеду? На метле или на швабре? Почитай, через все село добираться придется… – И тут же перешла на деловой тон: – Хорошо, сейчас что-нибудь придумаем! – И положила трубку.

Через полчаса на крыльце послышались знакомые шаги, и Людмила распахнула дверь навстречу своей подружке, в очередной раз убедившись, что если Антонина Веденеева пообещала что-нибудь придумать, то, будьте уверены, придумает обязательно.

Еще четверть часа ушло на то, чтобы снять шубу, валенки, повертеться перед зеркалом и между делом рассказать, как пришлось идти на поклон к соседу, чтобы он попросил ребят, патрулирующих на «уазике» ночные улицы, подбросить Антонину к дому Людмилы. Келлера она подняла с постели, и Александр Генрихович спросонок ее, конечно, отругал, но оперативному дежурному позвонил, и тот прислал машину, хотя тоже долго ворчал по поводу неугомонных девок, которым и ночь не в ночь, когда в одном месте свербит.