Анна и Сергей Литвиновы - Предмет вожделения № 1

За сутки до описываемых событий

Валерию Петровичу почему-то вдруг вспомнилось давнее-давнее детство. Деревенька, изба-развалюха, бабуля – она всегда ходила в платке, даже если жара стояла такая, что кошка пряталась в холодок, в погреб.

«У бабушки твоей на все свое мнение», – говорил дед.

И всегда слушал ее, если она, например, говорила: «Сегодня иди по грибы, много будет». Или: «Редиску завтра сади, большая урастет».

Его бабушку в деревне называли колдуньей. Дед над досужими сплетнями смеялся, говорил внуку: «Что ты их слушаешь? Какая она колдунья? Просто чутье у нее».

И маленький Валерик верил деду и приставал к бабушке: «Бабуля, научи меня своему чутью!»

Она в ответ улыбалась: «Этому не научишь, внучек. Чутье – оно или есть, или нет».

Но малую толику бабушкиного чутья Валерий Петрович Ходасевич, кажется, унаследовал.

Он с самого начала осознавал: звонить Татьяне на работу явная глупость. Шансов, что она на службе, практически нет. А вот телефоны в «Пятой власти» вполне могут прослушиваться… Да, все это Валерий Петрович знал. Знал, когда шел на станцию, знал, когда разговаривал с медовой секретаршей. И даже картинка перед глазами промелькнула: какой-то человек в наушниках – лица не видно – слышит его голос и в возбуждении вскрикивает: «Есть! Засек!»

Но тревога за непутевую падчерицу оказалась сильнее, чем вера в собственное чутье. И экс-полковник все-таки позвонил. Оставил сообщение. Попросил передать Татьяне, чтобы она «как можно скорее связалась с Ниро Вульфом».

Валерий Петрович вернулся в особняк и теперь не находил себе места. Тревога обхватила, словно холодный кокон. Сдавила его в стальных лапах. Вцепилась когтями в сердце… Сердце, сердце. Стучит так, что каждый удар отдается в левом боку болезненным толчком.

Ходасевич прошлепал на кухню. Прикинул, в каком из многочисленных шкафчиков могут храниться лекарства. Нашел корвалол – какой-то буржуазный, в яркой, расписной коробочке – накапал себе тридцать капель, выпил, почувствовал, что аритмия сразу отступила…

Прислушался к себе. Нет, тревога не утихала. Но теперь в ней не было ничего абстрактного, неконтролируемого. Сердце, успокоенное лекарством, перестало наводить панику – и мозг выдал решение: «Особняк я, судя по всему, запалил». И тут же пришло решение: «Нужно уходить. Немедленно».

Но куда уходить? Валерий Петрович взглянул на часы: девять вечера. Через полчаса должен явиться Синичкин. Здравый смысл подсказывал: ему следует дождаться Павла. И уезжать вместе с ним. Наверняка у Паши найдется место, где можно отсидеться. Да и подождать осталось всего полчаса…

«Нет, – отрезало чутье. – Уходи сейчас».

Но куда он пойдет – один, без машины, в подступающих сумерках? Полный бред… А чутье, унаследованное от давно умершей бабушки, вопит: "Быстрей!

Сейчас, сию минуту!"

"Глупая паника, – успокоил себя Ходасевич. – Допустим, мой звонок в эту «Пятую власть» засекли.

Но им все равно сначала нужно выстроить цепочку:

Ниро Вульф – Садовникова – телефон на станции Клязьминская – особняк Таниного шефа. Значит, несколько часов в запасе есть. К утру разберутся, не раньше".

Борясь с тревогой, Валерий Петрович вскипятил чайник, щедро бухнул в чашку три ложки кофе, размешал, с наслаждением понюхал напиток… И вдруг услышал: у ворот остановилась машина. Снова взгляд на часы: двадцать один ноль пять. Синичкину – рано, да и мотор у его «девятки» работает по-другому…

Двигатель заглушили, но звонка в калитку не слышно.

Ходасевич осторожно отодвинул портьеру.

Никого. Даже силуэта автомобиля не видно – скрыт высоким забором.

«Наверно, это к соседям», – сказал себе Ходасевич. И тут услышал – в расслабленной дачной тишине звук разносится далеко, – как в калитку заскреблись. Характерный царапающий звук: вскрывают замок.

Полковник возблагодарил бога, что не зажег свет.

Осторожно ступая, вышел из кухни. Как мог быстро добрался до коридора, одновременно нащупывая в кармане ключ-карточку от гаража… А на участке уже слышны осторожные шаги. Ну, проклятая дверь, шевелись!..

Он скрылся в гараже в тот момент, когда в дом вошли. «С замком ковырялись не больше минуты, – оценил Ходасевич. – Профессионалы».

Теперь нужно молить всевышнего, чтобы незваные гости не догадались поставить пост у гаража, двери которого выходили на перпендикулярную улицу.

– Ну и что было дальше? – напряженно спросила Таня.

– А дальше скорее смешно, чем грустно, – усмехнулся Синичкин. И спросил:

– Ты помнишь подъездную дорогу к поселку?

– Помню. Сказочная такая. По обеим сторонам лес, – откликнулась она.

– Ага. – Паша не удержался от улыбки. – Так вот, еду я в особняк. Времени – начало десятого. Темнеть еще не начало, но в лесу уже сумрачно. Знаешь, неуютно, все вокруг серым кажется… Мне еще заяц дорогу перебежал – чуть его не сбил. Так вот. Последний, крутой поворот, я сбрасываю газ – и тут мне под колеса бросается.., здоровая туша…

Таня не удержалась, фыркнула:

– Это был медведь?

– Зря смеешься, Татьяна. – Паша старательно делал вид, что сердится. – Я, между прочим, еле успел затормозить.

– Ну и что было дальше? – потребовала она.

– Дальше… Посадил я твоего отчима в машину.

Он был зол, как сто чертей. На тебя. На себя – что сделал глупость и на твою работу позвонил.

– И куда вы направились? – спросила Таня.

– А что, у нас был выбор? – Паша отчего-то засмущался. – Времени – половина десятого. В Москву возвращаться нельзя. А друзей с особняками у меня нет.

– Так куда ты его завез? – подозрительно спросила Таня.

– В Мележ, – вздохнул Синичкин.

– Это еще что такое?

– Городок. Во Владимирской области.

– И что у тебя в этом городке? Летняя резиденция?

– Нет. У меня там друг. А у него – пара комнат в общежитии.

До Мележа они с Таней ехали долго. Сначала свернули со скоростной трассы Москва – Сергиев Посад на шоссе поплоше: только успевай объезжать грубые, выступающие на асфальте заплатки. А потом ушли и на вовсе ужасную дорогу: сплошные ухабы, не увернешься, не объедешь, прощай, избалованная французская подвеска.

– Долго еще? – недовольно спросила Садовникова. – Хочешь, я поведу? – предложил Синичкин.

– Нет уж, спасибо, – отказалась она.

Таня напряженно вглядывалась в остатки асфальта. Пыталась хоть как-то оберечь машину, вела ее по «пьяной», кривой траектории – то по обочине, то по встречной, – если казалось, что там поменьше ям.

– Не виляй, бесполезно, – вздохнул Паша. – Недолго уже. Подъезжаем.

Таня увидела полустертый указатель: «МЕЛЕЖ».