Екатерина Мурашова - Земля королевы Мод

– Анджа! – с отчаянием сказала Дашка. – Я опять вас не понимаю!

– Простите, – сказала я. – Меня, бывает, заносит, вы же знаете. Вы – не хищник, и в этом все дело. Типичный низовой хищник – ваша подружка.

– А Виктор Николаевич? – подумав и пожевав губу, спросила Дашка. – Он что, тоже хищник, что ли?

– Нет, он сапрофит, – честно ответила я. – Есть, к примеру, в тропиках такие папоротники. Они живут не на земле, а на других деревьях. На лосиные рога похожи. Питаются тем, что им эти деревья предоставляют. Они не хищники, сами отгрызть кусок не могут. Как бы спрашивают разрешения, понимаете? Их в ботаническом саду в оранжереях показывают…

– Я помню, – к моему удивлению, сказала Дашка. – Мы со школой ходили, на экскурсию…

Когда Дашка уходила, у нее на лице было выражение, которое у меня прочно ассоциировалось с названием популярного негритянски-молодежного фильма: «Матрица – перезагрузка». Оставалось надеяться, что Дашка сумеет успешно перезагрузиться.

Еще позже я вспомнила хамскую реплику милейшего Виктора Николаевича и вдруг поняла, что еще раньше тишайшая Дашка дословно передала ему мое определение его личности – «добропорядочная моль». Совпадения исключались. В этот же миг я подумала, что у Дашки обязательно будет ребенок. И если она так решит – именно от Виктора Николаевича.

Я начала подозревать его еще до того, как он произнес свою первую реплику. Почему-то до очной встречи любовник Алины представлялся мне интеллигентным мальчиком-блондином в непременных сильных очках. Хотя, имея в виду Сенную площадь, я, взяв на себя труд подумать, могла бы внести в этот образ существенные коррективы.

Он оказался вообще не похож на студента Университета, хотя скорее всего не врал и действительно учился на Историческом факультете. У него были бегающие темные глазки, плоские, серые, какие-то бумажные пальцы и судорожные движения жука-вертячки. По первому впечатлению он показался мне устроенным проще, чем Алина. Своим первым впечатлениям я никогда не доверяю. Из собственного страха перед незнакомыми людьми я часто спешу побыстрее впихнуть их многогранные как стакан личности в какую-нибудь более-менее подходящую ячейку своего плосковатого мировоззрения. И повесить ярлык. То, что не влезает в ячейку, я просто игнорирую. Так мне кажется удобнее и безопаснее.

По словам Алины, Сережа сам хотел встретиться со мной. Я ей не поверила. Это ей зачем-то нужно было меня с ним «встретить». Вполне может быть, что молодой женщине просто хотелось знать мое мнение об ее избраннике. Ведь, будучи женой Вадима, она мало с кем могла обсудить личность своего любовника. Я могла показаться ей вполне подходящим кандидатом.

Удивило, что они отказались встретиться втроем. Думая об этом, я не могла отказать себе в мысленной стервозинке – с удовольствием представила, как приглашаю на встречу четвертое заинтересованное лицо – Вадима. И мы все вместе деловито обсуждаем сложившуюся ситуацию.

Погода была тяжелая, снежная и душная, как грязное ватное одеяло, которое уже не греет, а только давит на тело. Мне не хотелось никуда выходить из дома и я сказала: Пусть Сергей приходит ко мне! Они согласились, но за полчаса до назначенного времени он вдруг позвонил и с паническими нотками в голосе сказал, что дико извиняется, но не может, никак не может прийти ко мне в квартиру и готов встретиться где угодно, только не там.

– Опасаетесь погони? Встроенных микрофонов? – с откровенной издевкой спросила я.

– Нет, не то, не то! – пробормотал Сережа на том конце линии. – Пожалуйста, Анжелика Андреевна!

– Ладно, – не считая нужным скрывать раздражение, сказала я. – Через полчаса в кафе, на углу Лиговки и Роменской улицы. Если вы опоздаете, я не буду даже садиться. Закажите мне фруктовый чай.

– Хорошо, Анжелика Андреевна. Но, может быть, лучше кофе?

– Я не пью кофе.

– Хорошо, хорошо…

За первые десять минут нашей беседы я узнала, что Алина мне доверяет и уважает меня безмерно, а также, что за короткое время нашего знакомства я стала ей чем-то вроде старшей подруги или даже матери. Сергей, в свою очередь, так же безмерно привязан к Алине, считает ее умной и удивительной женщиной, и потому доверяет безгранично ее мнению… Поскольку удочерять Алину я не собиралась, а безмерность и безграничность меня быстро утомила, на этом комплиментарная часть нашего разговора была моей волей закончена.

Дальше последовала часть, которую можно было условно назвать философской. Вроде бы объясняя мне свое призвание историка, Сережа сообщил, что его буквально с детства удивляла несоразмерность сиюминутной и исторической ценности разных предметов.

– Вот, была какая-нибудь статуэтка, или кувшин, или перстень, или табличка какая – в свое время грош им всем была цена. В кувшине вино держали, перстеньки связками продавали, на табличке долги или там указы записывали. Никому и в голову не приходило, что в этих вещах какая-то особая ценность есть. А потом и вовсе все это выбросили или в землю зарыли. Прошло время – и вот, за все это люди готовы огромные деньги платить…

– Вообще-то, археологические находки обычно выставляются в музеях, – напомнила я.

– Да что вы, Анжелика Андреевна! – небрежно махнул бумажными пальцами Сережа. – По сравнению с тем, что хранится сейчас во всем мире в составе частных коллекций, любой музей беден. Если, конечно, не говорить о вещах просто огромных по размеру…

– Так что же все-таки привело вас на истфак? – решила уточнить я. – Правильно ли я поняла, что вы хотите получить специальное образование, раскопать что-нибудь действительно ценное в составе государственной археологической экспедиции, украсть это, а затем продать частному коллекционеру? Или вы мечтаете о собственной коллекции?

– Как вы все оборачиваете… – с печальной укоризной сказал Сережа.

– А как будет правильно? Объясните.

Я заставляла себя слушать и старалась избавиться от предвзятости, но механизм его души казался мне простым, как автоматическое помойное ведро времен моего детства. Нажимаешь ногой на педаль, крышка ведра откидывается, отпускаешь педаль – закрывается. Все приспособление – чтобы руки не пачкать. Сережина педаль – деньги, богатство. Интересно, а что бы он стал делать, если бы у него вдруг оказалось очень-очень много денег? На казанову он не похож, пьянки-гулянки его тоже вряд ли привлекают… Наверное, он стал бы игроком, – вдруг подумалось мне. – Завсегдатаем ночных казино. Что-то такое достоевское в нем проглядывало. Бегающие глаза, едва слышный шелест рулетки…

– Сережа, вы ленинградец, то есть петербуржец? – спросила я.