Елена Аверьянова - Бабочка на огонь

А Леночке действительно было жутко интересно, как родственник-режиссер жалуется Максиму Исаевичу, которого она несколько раз видела по телевизору, на сельского следователя — некоего Раскольникова, который жить не дает спокойно семье Басмановых, задавая вопросы ему и дочери Артема Сергеевича.

— Мы с радостью ответим на любые вопросы умнейших и благороднейших работников МУРа, — с достоинством нерядового гражданина своей страны дал понять Василий Сергеевич по жизни подозрительному прокурору: работа у него такая — всем не верить. — Я, надеюсь, имею право быть допрошенным — даже так, — если это необходимо, компетентными людьми, профессионалами розыскного дела? — голос режиссера нарочно невольно дрогнул, как будто его обидели, а он хотел, да не смог обиду от прокурора скрыть.

Прокурор буркнул тещей главного героя из телевизионной передачи о нас, дураках, — «Окна»:

— Я разберусь. Всего доброго.

Василий Сергеевич послушал гудки, подумал: «Эх, власть, власть, никак без тебя не живется», порадовался, что Леночка еще не успела уйти и он на нее свой гнев обрушит.

«Ох, обрушит», — с наслаждением, потому, что срывался, потому что чувствовал, что срывается наконец, больше невмоготу ему держать в узде нервы, потрепанные событиями этого дня: Раскольниковым, Златой, Леночкой.

— Леночка, — позвал он юную, глупую родственницу. — Иди-ка ко мне. Что скажу тебе, девочка.

Надежда Петровна, она же Катюша, чуть в таз не свалилась, стоявший под вымытым окном, когда услышала, как Кинг-Конг Сергеевич зарычал, закричал, ногами застучал, уча Леночку уму-разуму. Та, плача, хотела убежать, да властный окрик наставника остановил ее:

— Стой. Сядь. Отвечай. В тот день, когда Артема убили, ты где была?

— В спальне, — затряслась Леночка. — Гришу укладывала. «Гулливера» ему читала.

— Так до сих пор и читаешь? Ну, ладно. Ты видела, как Злата уехала? — вперился в Леночку подозрительными глазами — стал похож на Матвея Исаевича по телевизору.

— А как же? — Это Леночка помнила точно. — Она пришла ко мне попрощаться. Сказала, что уезжает в Москву.

— Зачем? Ты сама видела, как она уехала? — «выстрелил» он в родственницу — глупая, глупая Леночка — два раза подряд вопросами.

Леночка первый вопрос забыла сразу же. На второй попыталась ответить, что помнила.

— Нет. Но я слышала, как она садилась в машину, громко хлопнула дверью. Машина завелась и уехала. Не сама же, без хозяйки, она уехала.

— Да, это верно, — пришлось согласиться Басманову— Маковскому.

Он вжился в роль следователя, который допрашивает: ему нельзя останавливаться, иначе противник опомнится, может замкнуться, обидеться, заплакать. Тогда уж — прощай, правда.

— А парень стучал топором, когда машина уезжала?

— Откуда я знаю? Не помню, — вроде бы недовольно ответила Леночка, приходя в себя, храбрясь и доморощенного следователя посылая подальше.

— Стучал. А потом перестал стучать, — послышался голос Гриши. — Мама, ты скоро?

Мальчик, лицом и фигурой похожий на Артема Басманова, спустился из спальни по лестнице вниз, стоял в дверях и услышал вопрос и ответ матери.

— Ты это хорошо помнишь? — другим голосом, ласково, как ребенка, спросил Василий Сергеевич любимого племянника — семя Артема.

— Ну да, — почесывая плечо, укушенное комаром, уверенно ответил любимый всеми Басмановыми мальчишка. — Начались «спокушки». В студию пришла Оксана. Она мне нравится, мама, — отвлекся он на секунду от темы вопроса. — Я тебе сказал: «Сделай погромче, а то ничего не слышно из-за стука». А тебе вставать было неохота, ты и не стала громче делать, ответила: «Вот уж и перестал стучать». А, когда «спокушки» кончились, тут ты, дядя, приехал.

— Точно, — со счастливой материнской улыбкой подтвердила рассказ сына Леночка. — Так и было, — но тучка воспоминаний набежала на ее чистый глупый лобик, велела предположить, заставила всхлипнуть. — Наверное, этот ненормальный тогда и пошел…

— Папу убивать, — жестоко, как только маленький мальчик может, сказал за маму сын Гришенька.

Леночка беспомощно захлопала глазками на Гришеньку, метнула в Басманова-Маковского, еще больше жестокого, чем Гриша, злой взгляд.

«А потом удивляемся, почему дети кошек мучают и лягушек надувают», — хотела назидательно сказать Василию Сергеевичу молодая мать, сбить с него спесь.

Ну, ничего, еще будет случай, скажет. Припомнит ему разнос и допрос.

— Ну, все, что ли? Можно мне теперь уйти? — спросила Леночка дядюшку Гришеньки, ударив голосом по слову «теперь».

— Пятнадцать минут «спокушки» идут, — стал что-то высчитывать Василий Сергеевич.

Леночка не уходила, ждала. И Гриша без мамы не шел спать.

Басманов-Маковский очнулся, опомнился. Тяжко ему, вот и озверел совсем. Родных своих, самых беспомощных, кого защищать должен, подверг обструкции, устроил, понимаешь, суд Линча.

— Идите, — сказал громко, а вслед прошептал: — мои дорогие, мои славные. — «Леночке, — подумал, — подарю завтра золотую безделицу. Она и забудет сегодняшний день. Леночка — добрая. Глупая, но добрая. Гриньке тоже придумаю классное развлечение. Артем меня за этот разговор простит».

Дети ушли. Басманов-Маковский закрыл глаза, начал подсчитывать, сколько времени было в запасе у Златы от момента, когда она уехала из дома на желтой, заметной машине до приезда его, Василия Сергеевича. Пятнадцать минут. Чего тут считать? Пятнадцать минут идет передача «Спокойной ночи, малыши». Спокойной ночи, Артем Сергеевич. Прости меня за худые мысли о Злате. Даже если она оставила машину за углом дома, в кустах, и вернулась, прошмыгнула в калитку, обратно, то и тогда не смогла бы спокойно убить Артема. Потому что в саду в тот момент находился Сережа, стучал топором. Стоп. Гриша сказал, что — уже не стучал. Что же он делал? Что бы ни делал, он был в саду, на своем рабочем месте, когда сам Василий Сергеевич приехал. Сережа был в саду, в руках у него — не топор. Что же он держал? Молоко. Бидон с молоком.

Василий Сергеевич крякнул, будто подавился. Очень хотелось ему вскочить и забегать по веранде, закружиться волчком. Он был режиссер и раскрыл преступление. Если бы он снимал фильм о тяжком преступлении, срок за который — лет десять, имея исходные данные, аналогичные убийству брата, он придумал бы эти детали. Детали решают все. Бидон молока. Кулон в виде Льва. Златин кулон. Она потеряла его в тот же момент, когда умер Артем. Злата тоже сейчас режиссер. Очень хороший, надо сказать. Судя по фильму, снятому ей. Фильму, отправленному на фестиваль, на внеконкурсный показ молодых талантов. Злата — чудовище, но она — Басманова. Артем — брат, но он мертв. Василий Сергеевич режиссер, но он раскрыл убийство Артема. И самое главное «но» — об этом он никому не скажет. Даже Злате. Бедная девочка. Как ей жить-то теперь?