Irene - Эфффект линзы

— Как давно вы это за ним заметили?

— Да как вам сказать… Женечка пришел ко мне в гости. А у меня на полке в ванной — я точно это помню! — лежало серебряное кольцо. Я его сняла, чтобы руки помыть. Это подарок, еще в молодости… муж покойный подарил… и вот захожу — а нет кольца!

— Так, может, оно упало?

— Нет-нет! Кирилл Петрович, я всю ванную осмотрела и вымела. Нет ничего… Он клептоман, да?

— Вы так решили на основании единичного случая?

Она часто-часто заморгала, будто пытаясь понять, какой потайной смысл кроется в моих словах.

— Вы хотите сказать, что я зря его подозреваю?

Я устало вздохнул. Больше всего на свете мне сейчас хотелось доделать свое темное дело и свалить по-тихому, вместо того, чтобы выслушивать чьи-то грустные истории и просьбы.

— Нет. Просто для того, чтобы поставить диагноз «клептомания», одного эпизода мало. Вы ведь поэтому ко мне пришли? Если человек украл что-то один раз, особой психологической помощи ему не нужно. Но если он ворует систематически…

— Систематически! — С готовностью тут же закивала Анна Павловна. — Я говорила с Дарьей Сергеевной, она утверждает, что дети в классе частенько жаловались… и у них тоже пропадали вещи.

Я скрестил руки на груди, откинувшись на спинку стула. Ну вот. Уволился я быстренько и тихо, как же!

— Хорошо, я поговорю с ним.

Ее глаза вдруг так благодарно засияли, что я, смутившись, отвел взгляд. Никогда не видел ее такой. Неужели за столько лет знакомства человек впервые раскрыл передо мной свой панцирь?

Мы распрощались, математичка, мелко перебирая ногами, вышла из кабинета и тихонько прикрыла за собой дверь. Я сбросил со стола почти собранный пакет с пожитками и положил голову на согнутые руки. Хм… и как же там психологи борются с юными воришками?..

Кажется, телефон сам подпрыгнул от того душераздирающе громкого звонка, который заставил меня опять вернуться в этот грешный мир. Пару секунд я раздумывал, стоит ли поднимать трубку, но потом все же решил, что хуже точно не будет. Я и так застрял тут минимум на две недели.

— Кирилл Петрович, вы уже на месте? — Голос директрисы нервно скрипнул. — Вы не могли бы зайти ко мне? Тут просто мама Вики Ольшанской… ну, в общем, зайдите, нужно поговорить.

Нет уж. Я ошибался. Бывает значительно хуже.

Путь до кабинета Аллы Ивановны показался мне длиннее и тернистее, чем на место казни. Я обливался холодным потом, пытаясь вообразить, на что способна обиженная женщина… да нет! Обиженный подросток! О, Боже… Вика могла безнаказанно выдумать обо мне все, что угодно. Масштабы ее мести было страшно представить… Она не хочет меня больше видеть — это факт, и то, что она постарается избавить себя от ежедневного моего присутствия в ее школе, мне тоже кажется очевидным. Требование взяток, оскорбление чести и достоинства, сексуальные домогательства — выбор средств для мести у нее огромный… И ведь абсолютно точно, как только я увижу ее мать, не смогу проронить ни слова — ведь я виноват, все равно виноват перед нею…

Меня била дрожь, но, хоть и с усилием воли, все же открыл дверь кабинета. Викина мама быстро повернула ко мне голову, но, поразительно, в ее взгляде не было ни негодования, ни презрения: так обычно осматривают нового человека — чуть подняв брови, от чего морщится лоб, и изобразив что-то наподобие улыбки. Возможно, она не ожидала, что я окажусь таким молодым, а может быть — вообще не обратила на это внимания. У меня в голове пронеслась только одна мысль — теперь я знаю происхождение удивительного морского цвета Викиных глаз.

— Здравствуйте, Кирилл Петрович. Это Ирина Васильевна, мама Вики Ольшанской.

Такая же невысокая блондинка, моложавая и стройная, правда, довольно заурядного вида. Ничего эпатажного или странного, ничего смелого, буйного и эмоционального. Я почему-то вспомнил, как Вика, успокаиваясь в моих объятиях, тихо пробормотала: «Не переживай, моим родителям все равно, где я ночую». Что ж, вполне возможно…

— Очень приятно. А что случилось?

— Ну… — неожиданно пискнула Ирина Васильевна, — я ничего не понимаю, но Вика требует перевести ее в другую школу.

Как там правильно говорить: колени подкашиваются или дрожат? Я почувствовал, что этот процесс происходит одновременно.

— Но у нее же выпускной класс! Что… что она думает?! Тут осталось всего полгода каких-то… — я прикусил язык, чтобы, вдобавок к своей и без того неадекватно взволнованной тираде, не прибавить еще и «Блин!».

— Вот и я о том же… Но она заявила, что не будет ходить на занятия до тех пор, пока я не заберу документы.

Черт! Я опять слишком плохо о ней подумал… Она не собиралась мстить мне. Или просто придумала другой способ.

— И… что вы хотите от меня? — Язык еле ворочался, будто я пробирался сквозь волны песка. — Я не понимаю…

— Да как же! — Вдруг хмыкнула Алла Ивановна. — Кто же у нас в школе еще умеет лучше уговаривать?!

Я раздраженно скривился. Я должен уговаривать Вику не воплощать в жизнь решение, которое первым пришло мне на ум и казалось единственно верным в нашей ситуации?!

— Черт…

— Что, простите? — Ирина Васильевна прищурилась, изучая мое все еще мертвенно-бледное лицо.

Я нервно облизал губы.

— Ничего. Хорошо, я поговорю с ней. Не надо пока забирать документы… пожалуйста. Где она?

Ее мать пожала плечами.

— Наверное, с девчонками где-то… тут была пару минут назад. Лилечка ее позвала, они и ушли.

Попрощавшись, пулей вылетел из кабинета директора. Спокойствие, только спокойствие, как говаривал незабвенный Карлсон. Я найду и «обезврежу». И потом быстренько свалю из этой надоедливой школы сам.

В холле первого этажа было тихо и пустынно — первый урок как раз подходил к концу. Я поднялся наверх, почему-то остановившись на подходе к своему кабинету, и машинально стал перебирать в кармане ключи. Этот от маминого дома, этот от почтового ящика, это от моей квартиры… да где же он?!

Внезапно, будто от крохотного укола, обернулся. И когда это я научился предчувствовать ее появление? Из глубины коридора, ведущего к учительской, куда едва доставал солнечный свет, чуть впереди двух своих одноклассниц, прямо ко мне шла Вика. Я сделал глубокий вдох, стиснув зубы, но пойти к ней навстречу мне не хватило духа. Когда, интересно, сердце поломает мне ребра — прямо сейчас или через минуту, когда заговорю с ней? Какая нелепая будет травма, наверное… Казалось, цокот каблуков пробивал мой спинной мозг. Почему-то особый трепет навевал этот легкий шаркающий звук, когда она, торопясь, задевала каменные плиты школьного пола железными набойками.