Галина Романова - Завтра не наступит никогда

– Поэтому я и прошу тебя вспомнить, милая, – гладил ее по голове Сергей, когда она, не выдерживая, начинала всхлипывать. – Ты что-то знаешь. Я уверен, ты что-то знаешь, но просто не придаешь этому значения. Если Ингу убили по ошибке и охотились именно на тебя, то ты точно что-то знаешь. Не просто же так Марго говорила о твоем участии в том ограблении с такой уверенностью.

– Не просто так. Она ничего никогда не говорила и не делала просто так. – Эмма вытерла глаза воротником его рубашки. – Но… Но я ничего не помню! Ничего такого, что могло бы хоть намекнуть!

– Значит, нужно вспомнить все! И такое, и не такое, все!!!

Она старалась, добросовестно старалась. Утром вставала, грела воду на керосинке, умывалась. Готовила себе кофе, турку по ее просьбе привез Сергей. Потом намазывала печенье джемом, завтракала. Затем была десятиминутная прогулка по заросшему сорняками в человеческий рост огороду. Она даже тропы себе ухитрилась набить в этом частоколе из лебеды и бродила по ним, как по лабиринту. А после прогулки усаживалась в комнате на деревянный диванчик, вооружалась авторучкой и бумагой и начинала вписывать свои воспоминания в таблицу. Она за все время своего вынужденного бегства таблиц этих сотворила великое множество. Разбивала графы сначала на дни, потом на часы.

Но все было напрасно. Ничего интересного, важного, неважного, ничего кажущегося полезным, бесполезным на первый взгляд она так и не вспомнила.

– Я больше так не могу! – воскликнула она, когда Сергей приехал к ней в пятницу на целых два дня.

Не успел он выйти из машины и достать пакеты с едой и всем, что она просила его привезти, как Эмма тут же воскликнула, встав на пороге:

– Я больше так не могу!

– Что именно? – прикинулся он непонимающим, хотя прекрасно все понял и нахмурился поэтому и поцеловал ее в щеку без обычной улыбки. – Что именно ты не можешь, милая?

– Я не могу так больше! Сидеть здесь, пытаться что-то наковырять в своей памяти! Я так с ума сойду! Мне надо туда, в город, Сереж!

– Об этом не может быть и речи, – жестко оборвал он ее, отстраняясь и проходя мимо нее в дом, и еще раз повторил, оглянувшись от двери: – Об этом не может быть и речи!

Непривычная холодность, грубость настолько возмутили Эмму, что она уже готовилась поставить на место этого зарвавшегося красавчика, возомнившего о себе невесть что. И слова такие злые и гадкие готовы были вот-вот сорваться с ее уст. Хотелось исхлестать его этими словами. Хотелось дать понять ему, что он ничто и никто для нее. Что он совершенно ничего про нее не знает и не понимает, потому что не дано ему. Он серость! Недостойная ее серость! Он не может, не имеет права говорить с ней так – жестко и грубо. Они вообще – два чужих человека, волею судеб или еще чьей-то злой волей оказавшиеся вместе.

И еще минута, наверное, и она, заплевав его оскорблениями, пешком ушла бы из этой захолустной деревни, из этого чужого дома, в котором даже мыши не жили, настолько в нем все казалось ей мертвым.

Но потом…

Потом кто-то внутри нее резко приказал ей замолчать. Приказал замолчать и улыбаться. Улыбаться этому парню, поведение которого при тщательном анализе показалось ей вдруг очень, очень странным.

Почему он не настоял на том, чтобы она пошла в милицию? Потому что она не хотела всколыхнуть ту старую нехорошую историю с ограблением? Так Марков наверняка проболтался, когда ходил в милицию. Почему нужно было прятать ее именно здесь – за двести верст от их города? Почему было не спрятать в его квартире? Кто бы там стал ее искать? Никто! Все знали прекрасно, что они порвали отношения. Почему же он повез ее так далеко? И почему обрадовался, когда она сказала, что мать не знает о ее местонахождении.

– Сережа, мне нужно позвонить, – будто спохватилась она через час после того, как он приехал.

У нее с собой телефона не было. Потому что в доме не имелось электричества и аккумулятор невозможно было зарядить.

А это ведь он такое объяснение придумал, когда забирал ее телефон с собой! Почему она сразу не подумала об этом? Почему так слепо доверилась ему? И Марго ему доверяла, в результате мертва…

– Что ты сказал? – Она задумалась и пропустила его ответ.

– Я говорю, что забыл телефон дома, извини! В следующий раз привезу.

Он похлопал себя по карманам, фальшиво улыбаясь, и тут же отвернулся, будто что-то искать принялся в пакетах. А Эмма тут же подумала – вот оно, начинается! Начинается ее прозрение, слишком долго затянувшееся от глупой слепой веры в его добродетель.

Как она могла так довериться ему, как?! Ведь если начать все тщательно анализировать, то получается, что все беды обрушились на нее после того, как к ним в фирму Марго пристроила Сергея. Потом начала плести паутину, опутывая всех своей липкой подлостью. Затем позвонила Эмме, на что-то намекала, говорила гадости, хихикала паскудно. Почему?!

Почему все это начало происходить после того, как Сергей стал любовником Марго?! Совпадение? Случайность? Или хорошо продуманный ход? И если так, то чей?

– А кому ты хотела позвонить?

И снова ей показалось, что смотрит он на нее непривычно зло, пытливо. И Сергей, положивший только что батон на разделочную доску, чтобы нарезать, сдавил его с такой силой, что едва не расплющил его.

– Маме, – улыбнулась Эмма. – Соскучилась, хотела позвонить. Думаешь, легко тут в заточении?

– Ты не в заточении, а в вынужденном изгнании, – поправил он ее тоже с улыбкой и принялся уже резать сплющенный батон на куски. – Ты же не за решеткой, милая.

– Мне тут страшно! – неожиданно призналась Эмма.

– Кого же тут бояться? На сто километров в округе никого, – откликнулся он рассеянно.

– Вот именно! Если меня начнут резать, кто на помощь придет?!

Зачем она так сказала? Для чего? Потравить его? Попугать? Вон он как побледнел, а почему? Сиди теперь и думай. Нет, бежать надо. И чем быстрее, тем лучше. Она не станет, конечно же, бить его по голове ночью, когда он будет спать. И снотворное подсыпать ему в чай не станет, у нее его и нет, кстати. А вот как только он укатит в воскресенье вечером в город, она тут же следом удерет. Деньги у нее были, до дороги доберется, а там машину поймает или общественный транспорт какой-нибудь подвернется.

– Почему ты так сказала?! – пристал он к ней. – Вот почему ты так сказала?!

– Как? – Эмма принялась убирать со стола хлебные крошки.

– Ты сказала, что, начни тебя кто резать, на помощь никто не придет. Кто может тебя тут найти? Кому в голову придет тебя здесь искать? Или ты… – И снова напряженный, недоверчивый взгляд на нее. – Или ты кому-то все же проболталась, что ты тут?

– Кому, Сережа, о чем ты? – Эмма делано рассмеялась. – У меня только ты и мама, больше никого нет.