Лицедей. Сорванные маски. Книга вторая - Мария Мирей
– Не плачь, малышка. Я все решу. Тебя никто больше не побеспокоит. – Горячий шепот, все же прорывает заслон вспыхнувшей животной страсти.
Но на деле, оказалось, все гораздо серьезнее, потому что следующий день мир взорвала сокрушительная новость.
Влад
Это было самое сладкое утро в моей жизни. Тело, разомлевшее от длительного сексуального марафона, буквально вибрировало от переполнявшего меня счастья.
Смотрю на нее свернувшуюся клубочком бод моим боком, на длинные спутанные волосы, укрывавшие нас обоих золотым ароматным покрывалом, на опухшие от голодных поцелуев пухлые губки, на засосы, которые алеют на белоснежной бархатной коже, и пах снова простреливает желанием. Снова хочется пить ее. Ворваться в нежное тело, и долбиться в него.
Но моей девочке нужна передышка и сон.
Аккуратно, стараясь не разбудить ее, встаю и иду в душ. Прохладные струи быстро приводят меня в тонус, и уже через пятнадцать минут я сижу на просторной лоджии, официант принес утренний кофе и газету.
Еще не развернув ее, цепляюсь взглядом за пестрый заголовок с моим именем, глаза торопливо пробегаются по строчкам, и все волшебство этого утра разбивается вдребезги о натертый до блеска мраморный пол.
« Не одна, так другая, – гласил заголовок, – на благотворительном мероприятии произошедшем накануне, политический деятель, представитель высшего общества Владислав Звягинцев, появился на торжественном вечере с девушкой, которая приходиться его покойной жене сестрой, а точнее – лизнецом, и, которая, как нам стало известно из достоверных источников, является девушкой из агентства, оказывающего интимные услуги багатеям, под покровительством бывшего чиновника Савко И. Также стоит отметить, что Лина, так зовут девушку, до недавнего времени была супругой, а ныне вдова, Карима Немечева, известного в определенных кругах, как завсягдатай выше упомянутого заведения. Не там ли познакомились бывшие супруги? Напомним, что жена Звягинцева скончалась почти два года назад, и была похоронена на Троекуровском кладбище…»
Кружка выскользнула с рук и с грохотом разлетелась на мраморной плитке.
Я готов был заорать от обжигающего чувства безысходности и бессилия, вновь взрывая свою память, и представляя, как эта скотина прикасается к ней. Я же так ничего и не узнал о том, как она попала в лапы к Абу, и то, что она имеет хоть какое – то отношение к своей шлюхе – сестре причиняло огромную боль. Почему – то я не сомневался во всей этой писанине, поскольку это, как нельзя лучше, объясняло то, что я увидел в том чертовом развратном гадюшнике. Не может быть настолько двух похожих женщин, если только они не близнецы. Почему же я тогда не учел этот факт? А хер, его знает, наверное, потому, что он был слишком невероятен. А я в то время не мог рационально мыслить.
Я метался как зверь в клетке, закусывая губы до крови, пытаясь выстроить в голове цепочку минувших событий. Хотелось застонать в голос, захрипеть от боли и разъедающей горечи. Что может быть хуже, чем знать, что твоя любимая женщина принадлежала другому, да еще и такому грязному душевнобольному козлу? Что ему позволено было ее целовать, прикасаться к ее телу, ласкать, заниматься любовью. Эти мысли и так не давали мне покоя, заставляли корчиться, в агонии каждую гребанную ночь, и вот теперь, когда я почти отпустил, то, что произошло – новый удар под дых. Я до боли стискивал челюсть, пытаюсь унять бешенство и гнев, который загорался в душе. Мне казалось я схожу с ума, хотелось достать из – под земли Абу, и убить его снова. Ревность душила. Она принадлежит мне, и ничто этого не изменит!
Как она ему досталась, это еще мне предстоит узнать, и все кто к этому причастен, отправятся червей кормить.
Бля*ь, живъем закопаю.
Сейчас, я как никогда боялся, что все снова рухнет, к чертям собачьим, и вернется на круги своя. Душу грело то, что я все же видел по ее глазам, по ее слезам, что она давно уже меня не ненавидит, наоборот, в все в ней вспыхивает, стоит мне только прикоснуться к ней. И я боялся даже себе признаться, что она все же любит меня, жестокую, безнравственную скотину!
Сразу же, наплевав на разрыв во времени, позвонил лучшему частному детективу, чтобы тот в короткие сроки нарыл всю подноготную этой шлюхи, и какое, мать его, Ди имеет к ней отношение, и кто выпусти ей кишки.
Моя душа жаждала крови! Я с упоением предвкушал, как буду зубами, голыми руками рвать этих сук, посмевших отнять у меня ее на целый год. Извалять мою девочку в этой грязи. И начну я конечно с Савко. Старый больной хрен. Я нисколько не сомневался в его причастности ко всему этому дерьму, потому что именно я потеснил его на политической арене. Слишком ничтожным был Савко, и растоптать его не составило большого труда. Спусковым крючком послужило пребывание в его гадюшнике моей, как я тогда думал, жены. Давно пора было заявить в прессу, а лучше сразу в прокуратуру о делишках этого гонд*на, но я все время закрывал глаза, решив, уничтожить его по другому, и оставить ему его единственный гадюшник, потому что именно там ему и место. Теперь же пусть все узнают, что происходит за закрытыми дверями самого дорогого и элитного клуба во всем городе этой скотины.
Меня до сих пор передергивало от воспоминания. Рвало на куски от того, что мы потеряли себя в грязи, в которой чьи – то руки нас искупали.
Где-то глубоко эта потеря давно нарывала, но она была ничем в сравнение с потерей семьи и себя в лабиринтах адского безумия. Диана всю беременность провела с этим ублюдком, родила моего сына в том сраном вертепе, и только чудом этот олух решил вывести ее на арену своей мести. Идиот. Жизнь так его ни чему не научила. Собаке собачья смерть.
Телефон разрывался – звонили с управления, один за другим высвечивались неизвестные номера, плешивый журналист вшивой газетенки и тот не побоялся названивать мне с самого утра.
Захожу в интернет, такая же х*йня. В каждом браузере висели «горячие» новости. Все кому не лень поливали грязью мою жену, в общественном свете покойную, но это не остановило лизоблюдов позлорадствовать над ней. Общественность была взорвана, как и моя душа. Я отлично представлял, куда это все выльется, и как тяжело будет отмыться от всей этой грязи. Мне, Диане, нашему сыну.
Переступаю через осколки, и иду в номер. Диана спит, раскинувшись на спине. Тонкое шелковое покрывало сбилось
