Джейн Хеллер - Карибский круиз

Кеннет занялся своим лобстером, а я повернулась, чтобы взглянуть на Сэма. Я попробовала представить его и его невесту в таких же неравноправных отношениях, как у Кеннета и Гейл, но не смогла. Он казался мне гораздо глубже, чем весь этот блеск и мишура, гораздо более земным. Все, что говорила Джеки вчера вечером насчет того, что у мужчин за душой ничего нет, — выдумки. У Сэма Пека есть душа. Я в этом уверена.

После ужина все разобрались по парам, в результате чего, естественно, мы с Сэмом оказались вдвоем.

— Ну, как мы сегодня будем развлекаться? — спросил Сэм, когда мы вышли из ресторана в холл, где играл скрипач.

— Какие у меня варианты? — ответила я. Было всего восемь тридцать. Слишком рано, чтобы ложиться в койку.

Сэм достал из кармана брюк программу на сегодняшний вечер, развернул и начал читать вслух.

— Так, есть шоу. Сегодня играет биг-бэнд, пятнадцать человек. Мелодии Глена Миллера.

— Что еще? — Вариаций миллеровских «В настроении» я уже наслушалась на всю жизнь.

— Парад пижам в зале для бинго. Обладатели лучших пижам получают скидку в пятьсот долларов на товары, приобретенные на Иль-де-Сване.

— Не считаю это вариантом. Дальше!

— Выступление мастеров боевых искусств, лекция о правилах беспошлинной торговли в Сан-Хуане, турнир по настольному теннису.

— Что-то все это меня не привлекает.

— Конечно, всегда остается прогулка при луне на верхней палубе.

— А тебе не будет скучно? Я хочу сказать, второй вечер подряд?

— С тобой не соскучишься, Струнка. Поверь мне!

— Никогда не доверяю людям, которые говорят…

— Пошли! — Сэм подхватил меня под руку, и мы отправились наверх, на прогулочную палубу.

Это была величественная ночь — лунная, звездная, теплая, ароматная. «Принцесса Очарование» держала курс на Пуэрто-Рико. Океан плавно покачивался, увлекая нас в самое сердце Карибов. Сэм вел меня под руку туда же, где мы стояли вчера, в уютное и укромное местечко на корме корабля. Мы встали там, держась за перила, и несколько минут молча смотрели на клубящийся под нами и убегающий вдаль светлый кильватерный след, завороженные шумом винтов и бурлящей воды.

— Прямо забываешь, на какой высоте стоишь, — наконец заговорила я, бросив беглый взгляд на Сэма. Ветер трепал и надувал его голубую рубашку, как парус.

— Высота четырнадцать этажей, если верить буклету, — сообщил он. — Ты не боишься высоты?

— Ну, не так сильно, как ты — самолетов, — поддела я.

Сэм ничего не сказал и даже не улыбнулся в ответ. Он снова сосредоточенно уставился в морскую даль, словно не расслышав моей реплики. Может, ему не нравится, когда подшучивают над его боязнью самолетов, подумала я. А может, ему не нравлюсь я. По крайней мере не так, как мне бы хотелось.

Я заметила, как он весь напрягся, лицо посуровело. Я пыталась понять, что сейчас творится в его мозгу. Волны равномерно плюхались о борт и с шипением прокатывались мимо.

— Что-нибудь не так? — осторожно спросила я, недоумевая, что могло испортить ему настроение. Буквально несколько минут назад он казался веселым и даже нежным.

Он покачал головой, но продолжал всматриваться в океан, сосредоточенно глядя в одну точку, и только автоматически время от времени поправлял очки, сползающие на переносицу.

Ну что ж! Значит, он не хочет разговаривать без причины, решила я. Желает показать, что он — суровый бродяга, умеющий общаться с природой наедине. Как угодно!

Громкий голос капитана Солберга, раздавшийся по корабельной трансляции, заставил Сэма вздрогнуть.

— Добрый вечер, леди и джентльмены! — заговорил Свейн. — Предлагаю вам девятичасовую сводку погоды и информацию о местонахождении нашего корабля. Температура восемьдесят два градуса по Фаренгейту, небо безоблачное. Отличные условия для тех, кто хочет полюбоваться на звезды. Мы идем курсом на юг со скоростью около двадцати узлов и планируем прибыть в порт Сан-Хуан точно по расписанию — завтра в один час пополудни. Желаю всем счастья, здоровья и спокойной ночи!

— «Спокойной» — это очень точное слово, — пробормотала я, невольно вспомнив про убийцу и его несчастную жертву.

— Что ты сказала? — переспросил Сэм. — Что-то насчет спокойствия?

— Это не важно. Главное, с тобой я себя чувствую совершенно спокойно. Даже на высоте четырнадцатого этажа!

Он улыбнулся, глядя на меня. Хмурое выражение лица исчезло.

— Струнка!

— У-гу?

— Ты не возражаешь, если я тебя поцелую? Памятуя о вчерашнем случае лифта, я решил на всякий случай спросить тебя.

В голосе Сэма я услышала легкую иронию и беззаботность. Слава Богу! То, что его угнетало, ко мне отношения не имело. По-видимому.

Я глубоко вздохнула. Приготовившись к тому, что сейчас произойдет, я прошептала:

— Нет. Не возражаю. Абсолютно!

Сэм приблизился ко мне, легонько приподнял ладонями мое лицо, устанавливая меня в должное положение, и склонился ко мне. Ниже. Еще ниже. Еще. Он был всего на несколько дюймов выше меня, но мне показалось, что прошла вечность, прежде чем его губы коснулись моих. И пока они мучительно медленно соединялись, я успела подумать: не свалятся ли с его носа очки? Не помешает ли мой собственный нос? Захочет ли он запустить язык мне в рот? Соглашусь ли я на это? Я так давно не целовалась с мужчиной, что, честное слово, забыла, кто что должен делать при этом. Но постепенно все вспомнила.

Его губы оказались мягкими, влажными, сочными. Видимо, мои ему тоже понравились, потому что мы процеловались на этой прогулочной палубе, под луной и яркими звездами, два часа кряду! Мне никогда не приходило в голову, что поцелуи могут быть такими волнующими! В жизни у меня не было ничего более сладостного! Мы с Сэмом просто слились воедино — носами, щеками, губами, языками, всем телом — как в завораживающем пластическом танце.

— Элен! — пробормотал он в одну из редких кратких передышек. Уже одно звучание моего имени в такой исключительный момент — он зарылся лицом в мои волосы и прижался губами к правому уху — бросило меня в настоящую дрожь. В ответ я прижалась к нему губами со страстью, которой даже не могла в себе представить.

— Да, — выдохнула я. — О да!

Впрочем, если у вас создалось впечатление, что мы только и делали, что целовались, должна вас уверить, что это не так. После того, как испарилась некоторая первоначальная робость, мы самым тщательнейшим образом параллельно занялись обоюдным изучением наших тел. Мы ощупывали, оглаживали, тискали друг друга, едва ли думая при этом о том, что нас кто-нибудь может увидеть, осудить или, наоборот, получить своеобразное удовольствие, наблюдая за нами.