Екатерина Гринева - Гений страсти, или Сезон брачной охоты

– Я все понимаю. Но… – Ирина Алексеевна опустила голову. – Марк действительно в последнее время сильно изменился. Действительно… Я не сказала об этом капитану Егорову. Не захотела… А вам… – она снова замолчала. – Вы не подумайте, что я сошла с ума или что-то в этом роде… Я давно уже хотела прийти к вам и поговорить. Но не успела… – Ирина Алексеевна достала из сумки белый платочек и поднесла к глазам.

– Валерьянки вам накапать немного? У нас есть…

– Нет. Я справлюсь… Я хорошо знала своего сына. Он жил отдельно, но между нами всегда были теплые отношения, мы с ним хорошо понимали друг друга. Я чувствовала Марка, понимала его настроение; по одному его виду я могла определить – хорошо ли у него идут дела или не очень. Марк стал другим, и я долго не могла понять, в чем дело. Потом я догадалась – у него проблема с женщиной. Он серьезно влюбился. Мой сын всегда относился к женскому полу с излишним легкомыслием, за что я его, естественно, ругала. Не то чтобы мне хотелось поскорее «передать» его в чьи-то заботливые руки, нет, я никогда не давила на него в этом вопросе, но из-за его легковесности и цинизма мне часто становилось не по себе. И вот только лишь по косвенным признакам я поняла, что в этот раз мой сын – пропал! Когда я попыталась расспросить его об этой девушке, неожиданно услышала резкую отповедь: «Отстань!» Хотя прежде мой сын никогда не разговаривал со мной таким тоном… Я решила не трогать его. Подумала: придет время, и он сам поделится со мной… Но дальше – больше… Марк стал каким-то скрытным и… чужим. Я не узнавала своего сына, меня это пугало и настораживало. Скажу больше: мне стало по-настоящему страшно, но я решила, что накручиваю сама себя, делаю из мухи слона. Обычно, когда Марк приезжал ко мне, он расслаблялся, шутил… Дурачился. Но в последнее время он был просто сам не свой. Я думала, это из-за девушки. Но потом мне показалось, что все гораздо хуже… Он говорил о том, что на работе его недооценивают, цепляются к нему, не дают развернуться. Мне эти разговоры очень не нравились, я попыталась выяснить: что происходит. Но мой сын ушел в глухую оборону, и это не понравилось мне еще сильнее… Пару раз я подслушала его телефонные разговоры. Звонили ему на сотовый, и он уходил с телефоном на балкон или в туалет. Что-то встревожило меня, подтолкнуло и я… подслушала. Прильнула ухом к двери ванной комнаты… – Губы у Ирины Алексеевны вновь дрогнули. – Он говорил быстро, отрывисто… что-то о деньгах… что этого мало, ему, мол, недоплатили. Потом он рассердился и почти перешел на крик, но внезапно осекся… Он называл своего собеседника генералом, и я почему-то решила – это как-то связано с военными. Марк во что-то вляпался, подумала я…

– Мы не имели дело с военными…

– Я подумала, может, вы получили от них какой-то заказ на рекламу? От комендатуры, например…

– Нет-нет… – в висках у меня «застреляло».

– И еще… – Ирина Алексеевна помолчала и продолжила: – Я нашла это в бумагах Марка… – И она протянула мне лист бумаги, сложенный вчетверо.

Я развернула его.

Это была та самая записка, которую Гриша нашел у себя в портфеле! Но в несколько измененном варианте. Очевидно, Марк распечатал ее на принтере, перечитал и подправил текст. А затем распечатал окончательный вариант.

– Что это значит? – спросила она.

– Пока не знаю, – солгала я. – Можно, я оставлю ее у себя?

– Да-да. Конечно. – Ирина Алексеевна скорбно поджала губы. – Теперь все это уже не имеет никакого значения. Я не уберегла Марка…

– Не надо так, – запротестовала я. – Вы ни в чем не виноваты.

– Когда у вас будут дети, вы поймете меня. Мать всегда виновата, если что-то случается с ее ребенком. Знаете, а ведь я до сих пор не верю, что Марка больше нет… Наверное, боль придет позже. А сейчас мне кажется, что он вот-вот позвонит, приедет ко мне… Я все время прислушиваюсь к мобильному. Там стоит мелодия: «Спи, моя радость, усни». Я пела эту колыбельную, когда Марк был маленьким. И я не знаю, как я с этим справлюсь… – мать Марка замолчала.

В горле у меня застрял комок.

– Извините, я отняла у вас время, – сказала она.

– Ради бога! Если вам захочется, вы всегда можете прийти сюда…

– Не захочется… здесь мне все будет напоминать о нем… – Ирина Алексеевна встала со стула. – Марк часто говорил мне о вас. Называл вас строгой, но справедливой. И ему нравилось у вас работать.

– Спасибо. Мы поможем вам… – Слово «похороны» не шло у меня с языка. – Проводить Марка.

– Я все сделаю сама. Мне помогут родственники и знакомые. Я позвоню вам…

Я проводила мать Марка до дверей. Через минуту ко мне заглянула Ирочка. Глаза у нее были заплаканные.

– Я только сейчас поняла, что Марка больше нет и никогда не будет, – всхлипывая, сказала она. – Все кажется: дверь откроется – и он войдет. Отпустит какую-нибудь шуточку, подмигнет. Он умел поднимать настроение…

– Да… – Я думала о тех странных разговорах Марка с кем-то неизвестным, которые подслушала Ирина Алексеевна. Как же мне хотелось бы ошибиться! Но Марк, получается, по уши завяз в этом дерьме, поэтому его и убили. То ли как ненужного свидетеля, то ли как «отработанный материал», или как шантажиста… И кому же Марк передал ролик и все наши материалы? Подгорову и Хризенко? Но при чем здесь какой-то генерал? Что за странная комбинация? Во всяком случае, записку в Гришин портфель подложил именно Марк!..

– Влада Георгиевна! – пролепетала Ирочка. – Можно, я сегодня пораньше домой уйду? У меня страшно голова разболелась, и… вообще…

– Иди.

Я отпустила сотрудников и тоже поехала домой. Перед самым моим уходом заглянул Гриша и сказал, что его брат нашелся. Он сам вернулся в санаторий, по доброй воле. Он, оказывается, угнал фургон из ближайшей деревни и рванул в Москву – к Грише на работу. А потом – вернулся. «Мишка все время плачет, видимо, у него уже совсем плохо с головой: он никого не узнает и постоянно повторяет: «Я не виноват». Пока он остается там. А что будет дальше – никто не знает», – сообщил Гриша.

Голова моя была пустой и тяжелой. Клонило в сон, хотелось полностью отключиться и ни о чем не думать… Я подумала, что моя жизнь катится куда-то под откос, а я не могу вмешаться в этот неумолимый процесс…

…У двери своей квартиры я увидела стоявшую на коврике огромную корзину роз: алые – по краям, а в середине – белые. Корзина показалась мне какой-то ужасно огромной, как в кино, и я попятилась назад, словно чего-то испугавшись.

– Ну как? – прогремело сверху.

Он уже спускался по ступенькам: большой, веселый, руки засунуты в карманы. Черная куртка распахнута на груди.

– Я… я же просила больше не звонить и не приходить, – чопорно сказала я. – Неужели непонятно? По-моему, мы все уже выяснили.