Наталия Неткачева - Фабрика звёздной пыли (СИ)

— Нет, не поэтому. Но в одном ты прав, журналистов, как правило, интересуют так называемые жареные факты: скандалы, романы и интимные подробности личной жизни звёзд. И если вы всё ещё хотите стать таковыми, примите это как часть профессии, и не просто примите, а научитесь использовать пристальное внимание прессы в своих интересах. Звёздам нужно и можно позволять себе эпатаж. Однако не путайте его с пошлостью и вульгарностью — это разные вещи, и хотя грань между ними очень тонкая — второе всегда будет играть против вас. — Обтекаемо объяснил Зарецкий.

— А в чём разница? — наивно поинтересовался Кирилл.

— В словарь посмотри! — толкнула его локтем в бок Олеся. Ей, как, впрочем, и всем остальным не терпелось покинуть стены зеркальной Бастилии. — Леонид Егорович, мы всё поняли, можно идти?

— Можно, — кивнул мужчина, проводив их задумчивым взглядом, но, оставшись один, продолжил прерванный разговор: — чтобы всё понять, мои дорогие, нужно сначала пережить — теория без практики мертва!

Он вздрогнул, услышав это слово из собственных уст, и в который раз задался вопросом, а правильно ли поступил, отпустив их туда, где разгуливает тварь, убившая Заряну? Да, он принял меры предосторожности и усилил «невидимую» охрану, но вопрос по-прежнему оставался открытым, причиняя сильнейшую головную боль.

— А, это снова вы? — прошептал Шинский, узнав склонившегося над ним Мая. Он совсем недавно пришёл в себя и всё никак не мог поверить, что тот шаг в небо вернул его обратно на землю, в опустевшую и опостылевшую жизнь. — Зарецкий был прав я — неудачник, даже этого не смог, а все вокруг твердят — счастливчик! Как глупо!

— В таком случае вы довольно везучий неудачник: вторая жизнь даётся не каждому.

— И вы туда же? — поморщился Игорь. — Да не нужна мне эта вторая жизнь, не нужна! Мне теперь вообще ничего не нужно! Как только меня выпишут, я сделаю это снова!

Притихшая у дверей Ангелина испуганно ахнула.

— А что так? Совесть замучила? — ровным голосом спросил Арбенин.

Шинский вздрогнул, но взгляда не отвёл. Он долго изучал бесстрастное лицо помощника детектива:

— Вы уже всё поняли, да? Меня арестуют?

— А есть за что?

Шинский криво усмехнулся:

— Вы же и сами знаете, вижу, что знаете — это я убил Зою! Я! Довольны?!

Ангелина, почувствовала, как пол уплывает из-под ног и до боли вцепилась в дверную ручку, отказываясь поверить в услышанное. Май метнул в её сторону быстрый взгляд и снова наклонился к Шинскому.

— Игорь, это серьёзное обвинение.

— Это правда, её убил я.

— Как? Отравили?

— Нет, отравилась она сама, но из-за меня, понимаете?!

— Не совсем, — честно признался Май, — надеюсь, вы объясните.

— Хорошо, — Игорь с отсутствующим видом разглядывал весеннее небо за белым пластиковым окном. — Только лучше бы сразу ментов позвать, чтобы двадцать раз не пересказывать.

— Увы, милицию несостоявшиеся суициды не интересуют. Покаяться представителям прессы тоже не получиться: Зарецкий уже побывал здесь и запретил пускать к вам журналистов, вон, даже охрану приставил. Поэтому исповедаться вы можете только мне.

— Ладно, скрывать мне больше нечего.

— Отлично, — Май вздохнул с явным облегчением: давить на больного с целью получения чистосердечного признания ему как-то не хотелось. — Тогда начнём с начала — зачем вам понадобилось запугивать Заряну через Бодрова, посылающего анонимки и мертвечину? Ведь это вы его наняли?

— Я, — согласился парень всё тем же бесцветным голосом, — но органы были его идей.

— И вам она понравилась?

— Да, — красок и чувств в голосе Шинского не прибавилось. — Я просто хотел, чтобы она боялась чего-то так же сильно, как я боялся потерять её. К тому же, в такие минуты я был ей особенно нужен.

— Но это жестоко! — не выдержала Ангелина.

Май показал ей внушительный кулак, а Шинский вздрогнул, и словно очнувшись, взволновано заговорил:

— Думаете, я этого не понимаю?! Но если бы вы хоть на секунду почувствовали то, что чувствовал я! Я отказался от всего, что мне было дорого, даже в Литературный институт не пошёл, хотя мечтал об этом с детства! Жил её жизнью, её интересами, её страхами, своих уже просто не было!

— В Литературный вы ведь не поступили, — осторожно напомнил Май.

Шинский горько усмехнулся:

— Я-то, как раз поступил, но Зоя попала на этот чёртов проект, а я не мог оставить её там одну! Я должен был быть рядом с ней!

— Почему вы не могли учиться, пока она занималась своей карьерой?

— Ну, как вы не понимаете?! Тогда рядом с ней был бы кто-то другой! — нетерпеливо объяснил Шинский.

Арбенин понимающе кивнул:

— Согласен, с прекрасным полом такое частенько случается — свято место пусто не бывает.

Ангелина, несмотря на потрясение, была готова снова залепить нахалу затрещину, теперь уже от имени всех оскорблённых несправедливым обобщением женщин.

— Так думают лишь неуверенные в себе мужчины, — холодно сообщила она.

— Ещё одно слово и одна чересчур уверенная в себе женщина окажется за дверью! — не оборачиваясь, угрожающе шикнул Арбенин. — Продолжайте, Игорь, что заставило вас решиться… гм… на почтовый терроризм? Отношения разладились?

— Нет, то есть вроде бы всё было как обычно, но я чувствовал, как она отдаляется от меня. Все эти, концерты, презентации, корпоративны, тусовки, в которые я не вписывался! Телохранитель — не слишком подходящий титул для парня королевы. Знаю, так многие думали, особенно её богатые поклонники, но она любила меня, и всё было нормально, а потом этот контракт, и мне как будто крышу снесло — не выдержал, сорвался!

— Какой контракт? — уточнил Май, поглядывая на часы — время, отведённое на посещение, заканчивалось.

— Зарецкий вынудил Зою подписать новый контракт, в котором есть один такой маленький пунктик, запрещающий ей выходить замуж в течение трёх ближайших лет! Он просто издевался над нами, точнее надо мной!

— Довольно странное условие, разве не он ранее подогревал интерес прессы к вашему с Зоей роману?

Улыбка Шинского стала зловещей:

— Наш пострел везде поспел! Это версия для романтически настроенных фанатов. А обет безбрачия для тех, кто мечтал когда-нибудь оказаться на моём месте! Торговля иллюзиями — обычное дело в шоу-бизнесе! Мы могли встречаться, могли даже жить вместе, но штамп в паспорте карался огромной неустойкой и отлучением от многих прелестей звёздной жизни.

— Но вы же сами сказали — вместе вам быть никто не запрещал, — напомнил Арбенин, не понимая причину столь глубокого разочарования, лично ему отлучение от Загса казалось благодатью, а не карой.