Мария Эрнестам - Коктейль со Смертью

Я молчала. Бог мой, но это же была вечеринка! Конечно, я считаю, что очень важно бороться с безграмотностью в странах третьего мира, и если бы мы обсуждали эту тему наедине с Томом, я слушала бы его с большим интересом. Но не тогда, не на вечеринке в стиле латино. Черт, к тому же все мы были изрядно пьяны.

— А еще, — продолжал Том, — я понял, что сам себя уже не узнаю. Раньше я стремился применить свои знания на благо общества. Потом был университет, переезд в США, Швеция, «Нексикон» — все это дерьмо… а потом появилась ты. И все исчезло. Без следа. Пустая плоская поверхность. Не за что уцепиться.

— Но Том, я же не идеальна! Почему ты считаешь, что все должны быть идеальными? У нас есть страхи и…

— И твоя пустота внутри, да, Эрика, я знаю, — в его устах это прозвучало как что-то омерзительное. — Не понимаю, что творится у тебя в голове. Ты талантливая. Красивая. Успешно делаешь карьеру и хорошо зарабатываешь. Ты живешь со мной, а меня все считают удачной партией. Ты умеешь читать. Получила прекрасное образование. Принадлежишь к привилегированной элите по сравнению с гражданами стран третьего мира. И все равно тебе плохо. Не понимаю, почему. И больше не хочу пытаться понять. — Том отвел глаза, потом снова посмотрел на меня, чтобы нанести решающий удар: — Я устал от тебя, Эрика. Чертовски устал. Значит ли это, что я больше не хочу иметь с тобой ничего общего? Пока не знаю. Вдруг потом передумаю, а ты больше не пожелаешь меня видеть. Но мне нужно побыть одному. И поразмыслить обо всем. — Том вытащил из кармана бумажник, бросил на стол две пятисотенные купюры и встал. — Посиди здесь. Допей кофе. А я съезжу домой и заберу вещи. Это займет не больше часа. Пока поживу у Юнаса, а там посмотрим. Я позвоню.

И он ушел.

Как только Том исчез, я бросилась в туалет, где из меня в обратном порядке вышло всю меню ужина: эспрессо, малиновый мусс, морской язык, карпаччо из тунца и кайпиринья.

Глава 2

Часа через два я сидела в полупустой квартире: видимо, Том подошел к сбору вещей с тем же рвением, которое обычно проявлял в работе. Исчезли ботинки, одежда, шампунь, будильник, полотенца… Обычно заваленный всякими мелочами, прикроватный столик казался стерильным. Выдвинутые ящики зияли, как свежие раны, а распахнутые дверцы, словно раскрытые рты, гоготали надо мной, оставшейся в полном одиночестве, чтобы закрыть их или залепить пластырем.

Пластырь на рану. Пластырь, чтобы скрыть трещины. Почему Том ничего не сказал мне, когда ему было плохо? Почему не дал шанса все объяснить, извиниться? Мы могли бы обсудить это прямо здесь, на балконе. И почему он не звонит? Уже два часа ночи.

Меня тошнило. Несмотря на то, что после посещения туалета в ресторане желудок был абсолютно пуст. Возьми я в рот хоть кусочек, меня бы тут же вырвало снова. Может, немного вина удержится в желудке? Я решила проверить это. Вылила в бокал остатки из открытой бутылки шардонне и сделала несколько жадных глотков.

Мысли теснились у меня в голове, ударяясь одна о другую. В какой момент я совершила ошибку?

Мы с Томом так много разговаривали в первый год, когда стали жить вместе. Я знала, что, несмотря на университетское образование, он бунтарь, и именно за это его любила. Любила? А любила ли я его вообще?

Шардонне начинало действовать. Боль сжала виски, угрожая хорошо знакомой мигренью. Это меня не пугало. Головная боль сейчас не проблема, от нее легко избавят таблетки. Но что спасет меня от опустошенности? Здесь нужно что-то другое. Может, если я приберу комнату, в душе у меня тоже восстановится порядок? Воспользовавшись мылом, моющими средствами, тряпками, веником, совком и пылесосом, я через пару часов навела повсюду стерильную чистоту. А заодно уничтожила последние следы пребывания Тома. Рычание пылесоса и грохот передвигаемой мебели меня не смущали. Если бы кто-то из соседей вздумал пожаловаться на шум, я не поручилась бы за последствия. Видимо, они догадались об этом, потому что в дверь никто не позвонил.

При виде каждого нового свидетельства нашей совместной жизни я злилась все больше. Счета придется оплатить, заказы столиков в ресторане — отменить, сантехнику — позвонить, собрания жильцов — посещать. Том плевал на все это, так что бытовые проблемы плавно переходили на страницы моего ежедневника. Теперь он станет моим спутником жизни? Тем, на кого можно во всем положиться. Единственным, с кем и в горе, и в радости…

За прикроватным столиком Тома я нашла дневник, зажатый между ножкой столика и стеной. Том признавался, что иногда записывал туда случившееся за день, не вдаваясь в подробности и не философствуя. Мне и в голову не приходило заглянуть в него — ведь это касалось личной жизни Тома. Причем я была твердо уверена, что в дневнике нет ничего такого, о чем я бы не знала. Он все эти годы лежал рядом со мной, пока я спала невинным сном младенца, свято веря, что у меня — у нас — все в порядке. Я не прикасалась к нему. Теперь же, проклиная себя за наивность и доверчивость, я раскрыла дневник. Может, на его страницах я найду объяснение поведения Тома в ресторане?

Сев на край постели, я просмотрела записи, сделанные два дня назад. Правда ошеломила меня, как ледяная волна, захлестнувшая гребца в утлой лодчонке. Слова расплывались перед глазами. «В смятении. Не знаю, что делать… Не понимаю, что чувствую… Должен найти выход…» И наконец: «Думаю о X. Катастрофа. Необходимо поговорить с Эрикой».

Другая! Я похолодела. Сердце стиснула боль. Комната перед глазами завертелась. Том, мой Том, обманывал меня! У него была… есть другая женщина, другая жизнь, другие мысли, о которых я даже не подозревала. С глаз моих словно упала пелена. Том скрывал от меня правду, лгал мне, а я ничего не замечала. Только в ресторане я вдруг вспомнила, что мы давно уже не говорили по душам, сидя в обнимку на диване. Значит, его предложение «временно расстаться» — тоже ложь. У него есть другая женщина, он хочет уйти навсегда, бросить меня.

Я поняла, что не смогу бороться за того, кто выбросил меня, как ненужную вещь. И не вынесу одиночества. Том так нервничал, собирая вещи, что забыл свой дневник. Но это меня не утешало. Ведь тапочки он взять не забыл.

Озноб сменился жаром, дневник жег мне руки. Я отбросила его в сторону и вышла на балкон. Сентябрьская ночь была теплой даже в четыре утра. Наши цветы на балконе — белые и розовые маргаритки — все еще цвели, несмотря на осень. От них даже пахло зеленью — очень успокаивающе. Я облокотилась о перила и глубоко вздохнула.

И тут почувствовала, что я не одна и за мной наблюдают. Подняв глаза, увидела Малькольма. Видимо, ему тоже не спалось. Малькольм — это наш сосед, он жил двумя этажами выше в угловой квартире, так что мы прекрасно видели друг друга с балкона. Малькольм перехватил мой взгляд, но не помахал мне. Просто стоял и смотрел. Он всегда ведет себя так при встрече. Стоит и смотрит. Несколько секунд мы не сводили друг с друга глаз, словно связанные невидимой нитью, потом Малькольм разорвал ее: ушел с балкона и захлопнул дверь.