Светлана Чехонадская - Кто стучится в дверь

И вот он, парадокс генетики: студенты Бориса Ивановича – чужие люди – были его братьями, затем сыновьями, затем внуками по крови, а тот единственный, кто имел в себе эту самую кровь, был непоправимо чужим. Чужим каждой клеточкой, каждым взглядом… Даже храпом!

Разве возможно остаться материалистом при таких выкрутасах судьбы? Как тут не согласиться, что генетика – опасная и бездоказательная выдумка? Правда, материалистом Борис Иванович никогда не был, а его странноватые убеждения, возникшие еще в середине шестидесятых, и вовсе не оставили на всяких там дарвинизмах камня на камне.

Борис Иванович верил в переселение душ, верил также и в то, что его главное и лучшее рождение состоялось в XI веке, в Иерусалимском королевстве, в самом главном городе Вселенной – «сладчайшем пупе земли», только что отвоеванном у неверных. Именно там родился он посреди жаркого дня, на краю шумного базара, в мире простом и понятном, читаемом, как огромная книга – в замечательном мире, созданном за семь дней, в котором две параллельные прямые еще не пересекаются, а Солнце всего одно и на одном и том же месте.

Он с сожалением отложил в сторону великолепную английскую книгу об иерусалимских алхимиках – кофе был допит, до заседания кафедры оставалось меньше тридцати минут.

Борис Иванович натянул пальто с котиковым воротником, шапку-пирожок из нерпы, надел ботинки, предварительно вытащив из них немецкие деревянные распорки.

Хлопнула входная дверь, сын Бориса Ивановича открыл глаза, но перед ними была только муть, ничего интересного. Он сжал челюсти, стараясь не расплескать накопившуюся внутри тошноту…

У дверей кафедры Бориса Ивановича окликнул молодой человек в пуховике и спортивной шапке. Мордовских надел очки, пригляделся. Лицо было незнакомое. И для студента молодой человек был староват. «Заочник? Будет просить о пересдаче?» – неуверенно подумал Борис Иванович, подходя поближе.

– Господин Мордовских? – довольно развязно сказал человек в пуховике. – Я из милиции.

«Все должно было кончиться именно этим! – Борис Иванович задержал дыхание, чтобы успокоить сердце, внезапно скакнувшее куда-то вбок. – На чем-то попался, подонок!» Слов «я из милиции» он ждал последние двадцать пять лет, только думал, что их произнесет человек, одетый более официально.

– Что он натворил? – с ненавистью спросил Борис Иванович. – Вы, кстати, выбрали неудачное время. У меня сейчас заседание кафедры.

– Может, кафедра подождет? – Человек снял шапку и нахально улыбнулся. – Я вообще-то при исполнении.

– Он вообще-то совершеннолетний, – сказал Мордовских. – Знаете, надоело: то кредиторы, то беременные дамочки, сильно смахивающие на проституток, то коллеги-сатанисты… Я понимаю, что это мой крест, но хотелось бы нести ответственность только перед Богом. Государство могло бы оставить меня в покое: по-моему, у нас отец за сына не отвечает. За тридцатилетнего сына, прошу отметить!

Человек в пуховике с большим интересом выслушал эти слова – было видно, что он делает зарубки на память.

– Не знал, что у вас проблемы с сыном. Могли бы сообщить это сразу, – произнес он.

Мордовских удивленно посмотрел на него.

– Кому сообщить? Вы по какому поводу пришли?

– Да все по тому же. По поводу письма. «Старый дурак!» – мысленно поморщился Мордовских.

– А что с письмом? – спросил он. – Вам не лень заниматься такой ерундой?

Аникеев глядел на него добродушно и снисходительно, но в душе матерился такими словами, что старикана бы разбил инсульт, если бы он их услышал. «Надо же! У человека сын-сатанист, а наши специалисты хреновы даже не удосужились выяснить это! Просто спихнули дело и все! Терроризм! Какой, к черту, терроризм?! Это сынок, измученный кредиторами и беременными дамочками, решил подсыпать папе мышьяка, чтобы решить свои денежные проблемы! Вот прекрасная кандидатура!»

– Он ведь с вами живет? – спросил Аникеев.

– Да, но это к делу не относится…

– Борис Иванович, нам без вас начинать? – осторожно спросила аспирантка, высовываясь из-за двери.

– Начинайте, – устало кивнул он. – Пойдемте. – Это он сказал уже Аникееву. – Давайте сядем в свободной аудитории и закроем эту тему раз и навсегда.

Они прошли по тихому коридору, дергая двери. Наконец, одна поддалась, они зашли в обшарпанный кабинет – оказалось, лингафонный – сели друг напротив друга: Борис Иванович привычно занял место преподавателя, Аникеев сел на первый ряд, чтобы видеть его глаза. Глаза были блеклые, водянистые. «Увлечение – книги по колдовству» – вспомнил он.

– Это правда, что вы собираете книги по колдовству? – спросил Аникеев.

– Можно и так сказать, – равнодушно согласился Борис Иванович.

– Тогда какие могут быть претензии к сыну?

– В смысле?

– Вы сказали: «коллеги-сатанисты».

– Я так и думал! – зло отозвался старик. – Приходит такое… официальное лицо в китайском пуховике и начинает навешивать ярлыки!

– Он не китайский.

– Кто?

– Мой пуховик. Он финский.

– Какая разница!

– Ну, тоже получается ярлык…

«А парень не очень похож на милиционера», – вдруг подумал Борис Иванович. Ему захотелось проверить документы, но он снова почувствовал страшную усталость, накрывающую его в любой ситуации, связанной с сыном.

– Я занимаюсь историей Средних веков, – сказал он. – Люди этого периода жили в полной уверенности, что колдовство реально. Ничего особенного в моем увлечении нет. Это не означает, что я сам занимаюсь колдовством или верю в него. Я исследую самую важную часть жизни средневековых людей. Как бы вам это попроще… – (Собеседник смотрел на него немного насмешливо). – Через сто лет историки, изучающие Советский Союз, будут собирать книги по марксизму-ленинизму не потому, что сами будут большевиками, а чтобы лучше понять нас…

– Я и не сомневался, что вы не верите в колдовство, – сказал Аникеев. – Заведующий кафедрой, бывший член партии, надо думать…

– Я и сейчас коммунист. Правда, среди коммунистов встречаются такие мистики, что диву даешься… Дело не в этом.

– У вас проблемы с сыном, – перебил Аникеев. – И вы не сказали об этом милиции, когда вас допрашивали по поводу письма.

– А почему я должен был об этом говорить?

– Но это ведь логично. Вы получаете письмо с угрозами, содержащее к тому же мышьяк…

– Это был мышьяк? – неожиданно оживился Мордовских.

– Да. Вы не знали?

– Откуда? Получив письмо и увидев белый порошок, я вызвал милицию. Меня, как вы говорите, допросили. Все. Откуда мне знать, что белый порошок – это мышьяк? Я не химик, не агроном.

– Но, тем не менее, вы предполагали, что в конверте – яд?