Анна Ольховская - Охота светской львицы

– Как он, что с ним? – заволновалась я. Лешкин администратор мне нравился, славный парень, да и помог он здорово Лешке в моих поисках.

– Неважно, – чувствовалось, что Майоров искренне переживает, Виктор стал ему настоящим другом. – Он сейчас в реанимации, а я не могу к нему поехать, концерт никто не отменял, люди уже слышали об аварии, толпа собралась возле концертного зала, волнуются. Вот отработаю программу – и в больницу. Если Виктора можно перевозить, отправлю в Москву.

– А сам?

– А мне придется ехать дальше. Впереди еще две недели гастролей.

– Как же ты без администратора?

– Ничего, думаю, справлюсь.

– Лешка, глупый, я чуть не умерла, – я снова всхлипнула.

– Да я сам чуть не умер, – дрогнул Лешкин голос, – звоню, а трубку берет твоя подружка и истерически вопит, что ты услышала новость, упала и не дышишь. Весело, правда?

– Весело, – хрюкнула носом я.

– То-то. Правда, надо отдать должное твоему Таньскому, она все сделала правильно, и ты, смешной хомяк, снова со мной. И пожалуйста, не пугай так больше деда Леху, дед Леха старенький, дед Леха и помереть может.

– Только попробуй, – пригрозила я, – умру следом и покажу там тебе небо с овчинку.

– Вот теперь это точно ты, – удовлетворенно вздохнул Лешка, – узнаю брата Колю. Ладно, я пошел, пора начинать. Целую. И спасибо тебе.

– За что?

– За то, что ты есть у меня, за то, что пишешь письма, на которые хочется побыстрее ответить, и за то, что я задержался сегодня, дав волю своим эротическим фантазиям.

– Да вы, сударь, просто маниак какой-то! – манерно прогундосила я. – В вашем-то возрасте, любезный, о профилактике простатита заботиться следует, а не эротическим мечтаниям предаваться.

– Ах, вот так, значит? – угрожающе зарычал Лешка. – В безопасности себя ощущаем и хамим любимцу публики? Так ведь я вернусь скоро, наглый жабс, и тогда уж – не обессудь.

– Начинаю дрожать от ужаса, – хихикнула я и, облегченно вздохнув, положила трубку.

ГЛАВА 3

Остаток вечера мы с Таньским провели плодотворно: поревели от радости, что с Лешкой все в порядке, потом выпили за это, поревели от жалости к Виктору, потом выпили за него, поревели от ужаса перед природными катаклизмами, потом выпили за МЧС. Потом не помню. Надо же и отдохнуть, верно?

Как хорошо, что следующее утро оказалось субботним! Иначе сослуживцы Таньского были бы весьма озадачены внешним видом своего бухгалтера, а у начальства появились бы подозрения по поводу ее профпригодности и порядочности. Да и я не излучала шарм. С такими опухшими физиономиями только бутылки под скамейками собирать. Да, господа, вынуждена в очередной раз констатировать, что сочетание слез и спиртного дает просто сногсшибательный результат!

Когда я выползла на кухню, там уже сидела мрачная подруга и шумно хлебала кофе из большущей кружки.

– Привет труженикам Крайнего Севера! – бодро просипела я, наполняя кофе емкость не меньше.

– На себя посмотри, мечта оленевода, – буркнула Таньский. – Вечно с тобой так. Ведь принесла же бутылочку легкого вина, хотелось провести вечер красиво, изысканно. Ага, щас! Опять банально нажракались!

– И почему банально? – обиделась я. – Вовсе даже фантазийно получилось! И бутылочку твою мы первой выпили, еще до новостей, помнишь?

– С трудом.

– Алкашка ты, Таньский.

– На себя посмотри, – подруга вяло огрызнулась.

– А что я? Я лично прекрасно все помню. Или почти все. Значит, опьянела не сильно. А ты вообще ничего не помнишь, следовательно – что?

– Что? – заинтересовалась Таньский.

– Следовательно, при равном количестве потребленного спиртного ты отключилась раньше, а быстро пьянеют кто? Алкаши. Мы, люди мало и редко пьющие, дольше сохраняем связь с реальностью! – гордо закончила я свою лекцию.

– Не тарахти, – отмахнулась подружка, – а лучше в зеркало пойди загляни. «Ты все поймешь и все увидишь там!» – провыла она дурномявом.

Остаток утра мы посвятили восстановлению руин, в которые превратились наши лица. Звонил Лешка, сообщил, что отправил Виктора в Москву. Состояние тяжелое, но он выкарабкается. По поводу аварии пока не ясно – случайность это или нет. Да и, похоже, местным гаишникам (или гибэдэдэшникам?) не очень хочется возиться с этой историей. Вот если бы сам Майоров пострадал – пришлось бы напрягаться, а так… Лешка оптимистично уверял меня, что злого умысла в происшедшем нет, дело обычное: дорога скользкая, встречную машину занесло, и она врезалась в автомобиль, в котором находился Виктор. К тому же удар пришелся как раз с той стороны, где сидел Виктор. А удар был нехилый, поскольку встречной машиной оказался «МАЗ». Спасла администратора подушка безопасности.

Несмотря на Лешкин оптимизм, на душе у меня было неспокойно. Я ведь точно знаю, что Жанна рано или поздно даст о себе знать. Она не из тех, кто умеет проигрывать, она злопамятна и мстительна, ночная хищница, неясыть.

Пока Таньский была со мной, мне удавалось отвлекаться от происшедшего, но, когда подруга ушла, сомнения набросились на меня с удвоенной силой и изгрызли так, что я не выдержала, схватила телефон и набрала знакомый номер.

– Инга Артуровна Левандовская слушает! – прощебетал звонкий голосок.

– Привет, госпожа Левандовская, – улыбнулась я.

– Улечка, это ты? – радостно завопила Кузнечик. – Ты почему так долго не звонила?

– Да мы же с тобой всего три дня назад разговаривали, зверюшка вредная! – притворно возмутилась я.

– Не всего три, а целых три, – поправила девочка. – Улечка, а ты слышала, что с дядей Витей случилось? Вот ужас, правда? Бабушка с дедушкой, мама с папой, я – мы все так испугались, когда новости услышали, дедушка сразу бросился дядьке Альке звонить, а у него занято и занято.

– Это он со мной разговаривал.

– Я знаю, дядька Алька нам сказал, когда деда до него дозвонился. Мы и обрадовались, и огорчились. Дядю Витю жалко очень. Дедушка до сих пор расстроенный ходит, сердитый, все время куда-то звонит.

– А он сейчас дома, дедушка твой?

– Ага, в кабинете сидит.

– Дай ему трубочку, пожалуйста.

– Сейчас. Улечка, а когда ты в Москву приедешь, я соскучилась очень!

– Скоро, малыш, я тоже скучаю. Целую тебя, птичка.

– Я не птичка, я Кузнечик, – засмеялась моя маленькая подружка и побежала звать дедушку. У нас с ней игра теперь такая: я называю ее разными прозвищами, а она напоминает забывчивой Уле, как ее надо звать. Кстати, Кузнечик единственная, кому разрешается обращаться ко мне по имени, которым нарекла меня Жанна во время своего дикого эксперимента. Инга звала меня вначале Аннулей, а потом, хитрюга, сократила до привычной Ули. Но поскольку малышка была единственным светлым пятнышком в окружавшей меня тогда черноте, ее «Уля» не вызывала у меня отрицательных эмоций… Я вздрогнула, услышав в трубке раскатистый голос генерала Левандовского: