Колыбель твоих оков - Лили Вайт
— Тебе известно, откуда он приехал? — спрашиваю я и сама удивляюсь своему желанию выпытать у Бетан как можно больше информации о Лорэне. — Он явно не отсюда, ты только на имя его посмотри. Хоть и говорит он по-американски просто идеально, — бурчу я себе под нос.
«А еще в Википедии об этом нет никакой информации», — думаю я уже про себя. К счастью, настроение поиздеваться над моим глупым интересом у Бетан закончилось, и она продолжает уже более монотонным голосом:
— Он американец, крошка. Родился, по крайней мере, точно здесь, но в каком штате, не знаю, — хмурится Бетан. — Его отец вроде бы откуда-то из французской части Швейцарии. И да, я точно знаю, что он прекрасно говорит по-французски. Сама слышала, как он говорил с канадскими коллегами Джеймса. Но больше ничего не знаю, — Бетан морщит свой идеальный нос, пытаясь вспомнить, что еще ей может быть известно. — Знаешь, он просто ужасно скрытный, а еще ничего не известно о его личной жизни. Но я не удивлюсь, если у него есть красная комната для утех, и он косплеит Кристиана Грея.
Мы дружно смеемся.
И сегодня мы больше не возвращаемся к теме Лорэна и моего интервью.
Глава 3. Срыв
На следующее утро я просыпаюсь раньше будильника. Бетан и я совсем недолго пробыли в баре накануне. Все дело в том, что студию я снимаю в Дорчестере, а это достаточно неблагополучный район Бостона. Поскольку машины у меня нет (к тому же я все равно не вожу автомобиль), домой я могу вернуться только на метро. На такси не наездишься с финансовой точки зрения, а от станции метро до моего дома еще надо дойти, для этого мне нужно миновать один дом под реконструкцией и два старых трехэтажных дома. Но в темное время суток это задача не из приятных. Вообще, в этой части города изобрели американскую версию преступности — вокруг полно трущоб, бездомных, и после захода солнца здесь можно купить абсолютно все. Полиция, в свою очередь, старается сюда не соваться, а обычным жителям этой части города, таким, как я, приходится мириться с таким вот стилем жизни. Так что с наступлением темноты из дома лучше не выходить, и я поклялась Бетан больше не рисковать. Во время аспирантуры я часто нарушала это правило, за что поплатилась миллионами нервных клеток. И я, как хорошая девочка, вечерами сижу дома, хотя не сказать, что мне есть куда пойти без Бетан. Обычно, когда Бетан куда-нибудь приглашают, я иду бонусом вместе с ней.
Сегодняшний день обещает быть еще более жарким, чем вчерашний. Но так как я не планирую начинать работать в лаборатории в первый же день (в целях безопасности работать в лаборатории можно только в одежде, полностью прикрывающей ноги), я отдаю предпочтение моему нарядному сливовому платью чуть выше колена и любимым телесным лодочкам.
Я выбегаю из дома практически не позавтракав, но выпив полную чашку кофе, без которого я не смогла бы полностью проснуться. У меня с собой большая сумка с моим лэптопом, ветровкой и одиноким яблоком, которое я планирую доесть в метро. У меня хороший лэптоп с большим объемом памяти, и я не пожалела, что потратила на него свои сбережения. Я всегда брала его с собой в период аспирантуры, чтобы можно было не перебрасывать данные каждый раз и вечером продолжить работать дома, в тишине и одиночестве, в уютном свете настольной лампы на высоком штативе, поставив рядом чашку чая с молоком. Теперь я планирую так же брать его с собой на кафедру, а в выходные работать дома. Я только сейчас отдаю себе отчет в том, насколько сильно я хочу как можно скорее приступить к работе на новом месте.
Я живу на втором этаже трехэтажного кирпичного дома, а на первом этаже, прямо под моей квартиркой, живет пожилая эмигрантка из Польши, у которой я и снимаю свою студию. Пани Ракса живет одна, дети уже давно вылетели из гнезда и даже родили ей внуков, а мужа не стало уже десять лет назад. Поначалу я подумала, что Ракса — это имя, но оказалось, что это фамилия, а имя моей квартирной хозяйки — Магда. Когда-то супруги Ракса смогли купить две маленькие квартиры для сдачи в аренду, и теперь у Магды есть свой бизнес рантье. Ее дверь приоткрыта, и из квартиры вместе с запахом яичницы доносится голос репортера одного из национальных каналов.
Я не успеваю вовремя выскочить во двор, пани Ракса замечает мою попытку уйти и выходит на площадку. Поскольку она одинока, то всегда старается завязать разговор. Я обречённо опускаю сумку на ступеньку, понимая, что мне придется выслушать очередную историю из жизни пожилой женщины.
Не изменяя своему стилю, домовладелица, явно переигрывая, выходит, схватившись за сердце:
— Дорогая, вы даже не представляете, что произошло этой ночью! Йезуз-Мария! Убийство в Дорчестере!
— И это в нашем-то преспокойном районе! — сегодня утром я явно настроена на сарказм.
— Да, возможно, это не самое благополучное место, — не хочет она угомониться, — но это не самое опасное место в Бостоне, к тому же здесь так красиво, и рядом пляж, — зачем-то добавляет женщина и показывает куда-то на стену. Вероятно, она не хочет, чтобы я съезжала, ведь более непритязательной квартиросъёмщицы ей не найти, поэтому она так рекламирует Дорчестер. — В любом случае, я не припоминаю никаких убийств в последнее время. В основном все заканчивается простыми грабежами или изнасилованиями, — продолжает она так, как будто грабежи и изнасилования бывают простыми. — Возьмите с собой газовый баллончик, — она сует в мою стоящую на ступеньке сумку баллончик, который откуда-то вдруг появляется у нее в руках.
— Не уверена, что баллончик мне поможет, если кому-то захочется меня убить, пани Ракса.
— Не говорите глупостей. Эта штука спасла тысячи жизней.
Я из вежливости соглашаюсь, благодарю Магду за ее заботу и, подхватив сумку, выхожу на улицу, как всегда, с усилием открыв большую деревянную дверь подъезда. До метро идти не сказать, что далеко, тем более, привычная дорога всегда кажется короче. Дело в том, что вечером все вокруг выглядит совсем по-другому. Здесь странным образом становится оживленно — сюда начинают стягиваться страждущие и те, кто готов облегчить их страдания, забрав последние деньги. Когда
