Мэри Стюарт - Девичий виноград = Дерево, увитое плющом

Когда мы пришли на ферму, сразу появилась растерянная Лиза, горящая желанием поделиться какой-то историей о катастрофе, включающей сливки и черно-белого кота Томми. «И я сверну ему шею, если он еще раз подойдет к молочной», — закончила она с необыкновенной для себя яростью.

Я сказала мягко: «Приходится помнить, что он ест за восьмерых».

«Ерунда, — ответила Лиза, — он родил их уже давно. Хотя, понимаю. Ну все равно, даже если он кормит семь котят, а я клянусь, что утоплю их всех, если только найду, это не причина забирать себе весь верх бисквита, пропитанного вином и залитого взбитыми сливками, который я приготовила на день рождения».

«Извините, — сказал Дональд, — я сегодня что-то плохо соображаю, но кто забрал бисквит?»

«Гнусный Томми».

«Черно-белый кот? Толстый, которого я… Который заходил на чай недавно?» Дональд любил кошек и дружил с ними, даже с маленькой черепаховой полудикаркой, которая жила под курятником, как привидение.

«Тот самый. И теперь он вовсе не толстый, потому что родил котят, но после половины бисквита и пинты сливок… — Видя растерянность Дональда, я беспомощно пояснила: — Все в порядке, природа не нарушила своих законов, пока, во всяком случае. Насчет Томми все ошибались, разобрался только рыжий негодяй из Западной Сторожки, то есть, я полагаю, что это он… По крайней мере теперь, когда Томми разоблачен, это единственный кот мужского пола на мили. О Господи, я окончательно запуталась. И фигура бедного Томми менялась не из-за невоздержанности, по крайней мере, не из-за такого рода невоздержанности, которую мы имели в виду, это были просто котята. Семеро».

«И Аннабел увидела их на сеновале, но не сказала мне до следующего утра, а к тому времени негодяй их перенес, а он слишком хитрый, чтобы дать подсмотреть, куда он ходит их кормить». Лиза с размаху шмякнула половник на кухонный стол.

«Неужели вы, правда, их утопите? Всех?» Дональд говорил, всеми силами стараясь не показать виду, что мягкосердечен по отношению к животным, скорее он согласился бы погибнуть, утыканный стрелами.

«Так и сделаю. И Томми тоже, если только он опять придет в молочную».

«Очень трудно изменить кличку за одну ночь, — виновато сказала я Дональду. — Сомневаюсь, что мы когда-нибудь переименуем Томми в Томазину. Боюсь, он так и останется Томми до конца дней».

«И этот конец не так уж далек, — сказала Лиза, — хотя даже у меня злобы не хватит прибить мерзавца и оставить несчастных котят где-то помирать с голоду. Но я их найду, и утоплю, пока они еще не выросли. Мистер Сетон действительно сказал, что сейчас отправится в Западную Сторожку? Аннабел, пожалуйста, будьте ангелом и доберитесь с ним до сада за клубникой. Я позвонила, и Джонни Радд обещал для нас оставить. Он уже приготовил, так что поспешите вернуться, если сможете, мы должны ее еще перебрать».

Очевидно, что-то отразилось на моем лице, потому что она явно вспомнила, что я еще не была в садах. Она на секунду задумалась, потом повернулась к Дональду, но он заговорил первым. Видимо, тоже что-то заметил, он вообще замечал больше, чем можно ожидать, но, конечно, он решил, что мое нежелание объясняется чисто физическими причинами. «Аннабел устала. Послушайте, я могу запросто заехать в сад. Мимо него ведь проезжаешь, чтобы попасть в Сторожку, правда?»

Я сказала: «Все в порядке, Дональд, но все равно спасибо. Я не устала, и раз вы собираетесь повидаться с мистером Форрестом в Сторожке, пройдет много времени, прежде чем вы сможете вернуться, и, кроме того, вряд ли вам хочется торопиться. Если можно, я сейчас отправлюсь с вами и сразу вернусь с клубникой короткой дорогой, и мы сможем ее перебрать. В любом случае, с удовольствием увижусь с Джонни Раддом. Он в саду?» — это Лизе.

«Да. — Она не сводила с меня глаз. — Вы не видели его с тех пор как вернулись, да? Голова у него уже седеет, но он не сильно изменился. Сказал, что подождет, если сможет. Два мальчика уходят в пять. Но если мистер Форрест ъ саду…»

«Ой, я вам не говорила? Я видела его недавно».

«Правда? — Вопрос прозвучал слишком напряженно. — Говорили?»

«Недолго. Забыла о чем, но подумала, что он изменился довольно сильно. — Я взяла корзинку. — Вернусь как можно скорее».

Огороженный двенадцатифутовой стеной огород Форрест Холла находится примерно в четверти мили от Западной Сторожки, рядом с конюшнями. Хоть они и стали использоваться как маленькая ферма, сохранились кое-какие остатки былой роскоши. Вход во двор — массивная арка со щитами. Те же геральдические животные, что и на воротах Форрест Холла. Над аркой — башня с часами и старинным позолоченным флюгером наверху. У стены столпились деревья, а за ними блестит река. Мы подъехали по дороге, заросшей травой и дикими цветами, но мощеный двор за воротами сиял чистотой. Из одной из сверкающих на солнце труб Западной Сторожки поднимался дым. Жизнь Форрест Холла переместилась сюда.

«Сюда. — Дональд остановил машину, я вышла. — Больше не беспокойтесь обо мне. Очень быстро можно пройти через поля. Так я и сделаю…»

«Если вы уверены…»

«То есть, абсолютно. Спасибо, что подбросили. Увидимся за обедом».

Машина отъехала, я толкнула литые металлические ворота. Последний отрезок долины прятался под деревьями. Я прошла между двумя массивными тисами и выбралась на яркий солнечный свет, который заставил меня заморгать и прищуриться.

Однако не только свет заставил меня остановиться. Здесь контраст с освещенными луной развалинами Форреста был просто поразительным, потрясал. В саду, заполненном жарой, запахами и солнцем, между четырьмя высокими стенами все выглядело так же, как в восемнадцатом столетии, во время расцвета. Вдоль одной стены за стеклом виднелись персики, абрикосы и виноград — фрукты века, привычного к роскоши, ухоженные и постриженные. Под ними уютно устроились томаты и хризантемы. Местами ярко вспыхивали гортензии и бегонии, расцветающие и готовые к продаже. Вдоль других трех стен росли фруктовые деревья. Маленькие, зеленые, сияющие плоды густо толпились на ветках, прижимались к стенам из песчаника.

По центру сада, с обеих сторон широкой полосы хорошо постриженной травы росли цветы, сияли всеми цветами английского июня — люпины, дельфиния, ирисы, пионы, мак, колокольчики, а сзади — розы с фонтанами ярких цветов. Вдалеке виднелся не работающий каменный фонтан с бронзовыми цаплями. Вокруг — каменные вазы с лавандой, розмарином, тимьяном и шалфеем, расставленные в живописном беспорядке, задуманном при создании сада. Должно быть, они составляли древний сад трав. Все остальное построилось рядами и подчинилось разуму — фасоль, бобы, турнепс, картофель и аккуратные кусты ягод. О былом великолепии говорило только еще одно — круглое сооружение в углу, голубятня, полуразрушенные стены которой обросли боярышником и клематисами. Крыша осела на балках, будто сделанная из холста. Черепица казалась бронзовой, ее бывший дымчато-голубой цвет смягчали круги лишайника, похожие на листья водяных лилий. Дверки для голубей поломались, походили на пустые глазницы, из них вылетали скворцы.