Юрий Барышев - Мадам Гали. Операция «Сусанин»

Ехала она, как при сдаче экзаменов на водительские права. Видимо, у них смены по три часа, заметила она про себя. Коричневый «Пежо» исправно вихлялся за ней при её перестроениях на расстоянии четырех-пяти машин. Только бы теперь они не потерялись и не тормознули у красного светофора. Но все обошлось. Гали приехала за 15 минут до прибытия поезда. Дождавшись, когда пассажиры освободят проход, Гали подошла к четвертому купе. Дверь была открыта. У окна сидел ладно скроенный с великолепной копной густых седых волос мужчина. Его загорелое лицо, обрамленное сединой, глубоко посаженные глаза, хищный ястребиный нос излучали уверенность, энергию и спокойствие. При виде Гали, он встал и церемонно поклонился.

— Моше предупреждал меня, что не сможет встретить, но увидев Вас, моё огорчение как-то моментально улетучилось. Пусть он простит старика. Позвольте представиться — Рафи Перес.

И он еще раз отвесил поклон:

— С какими красивыми женщинами имеет дело Моше в Париже! Он мне попытался описать Вас, но у него ничего не получилось, теперь я знаю, почему — истинную красоту можно только лицезреть и наслаждаться. А слова… они беспомощны.

«А этот старый хрен еще не забыл, как расставлять силки», — спокойно отметила про себя Гали. Она улыбнулась старику:

— Моше просил извиниться за него. Вот подарок, который он приготовил для Вас. Примите и от меня поздравления с Вашим юбилеем.

— Спасибо. Мне пора собираться.

— Вас подвезти?

— Нет, нет. Спасибо. Не стоит беспокоиться. Я возьму такси, так будет проще.

Они вышли на вокзальную площадь. Получив подарок, Рафии Перес заспешил к стоянке такси. Гали, осторожно лавируя между машинами, выехала через площадь Европы на улицу Константинополь и, наконец, резко нажала на педаль газа. Как только машина Гали исчезла в потоке машин, к Рафи Перес подошел мужчина в кожаном пиджаке. Они пожали руки и направились к «Рено» спрятавшемуся за углом от острых глаз Гали.

На следующий день, в штаб-квартиру «Моссад» из Парижа пришла шифр-телеграмма:

«Известная Вам «Далила» после получения «посылки» вернулась на собственной автомашине домой по адресу: г. Париж ул. Президент Вильсон 12. До 20.15 из квартиры не выходила и никому не звонила. За этот период времени её квартиру никто не посещал. В 20.15 «Далила» вышла из дома и приехала на железнодорожный вокзал «Сан Лазар», где встретила поезд Лион-Париж. «Посылка» была передана агенту «Зевс», который был задействован в проверочном мероприятии. На этом наружное наблюдение за ней было закончено. Исследование «посылки» в резидентуре показало, что «Далила» не делала попыток её вскрыть или кому-либо передать. Все это время «Далила» вела себя спокойно, не пыталась выявить за собою наблюдение. Анализ полученных материалов позволяет сделать предварительный вывод, что «Далила» в Париже не работает под контролем КГБ. Тем не менее, «Далиле» полностью доверять нельзя».

Резидент Штарк.

Часом позже на столе начальника 3 отдела Управления «К» ПГУ КГБ СССР лежала расшифрованная телеграмма от резидента в Париже:

«В период с 17 по 18 июня 1984 года в отношении агента «Гвоздика» израильская резидентура проводила проверочное мероприятие. На экстренной встрече «Гвоздика» передала «Репину» контейнер завернутый в подарочную бумагу. «Гвоздика» не исключала, что внутри контейнера находится аудизаписывающее устройство. В контейнере наши специалисты обнаружили светочувствительный материал и устройство, фиксирующее вскрытие контейнера посторонним лицом. Полагаем, что фотопленка предназначалась для фиксации попытки проверки содержимого с помощью рентгеноскопии. За «Гвоздикой» нашими сотрудниками было выявлено наружное наблюдение в составе бригады из пяти человек и двух машин.

В поезде «Гвоздика» передала контейнер некоему Рафи Пересу. Нам он не известен. Рафи Перес, попрощавшись с «Гвоздикой», сел в машину израильтян, ведущих за ней наблюдение. Машины «Рено» и «Пежо» с вокзала в 22.40 приехали по адресу бульвар Гарибальди 17, где расположено агентство по сдаче автомашин в аренду. Принятыми мерами установлено, что сотрудники «Моссад» иногда используют это агентство как конспиративную базу вне своего посольства. Полагаем, что наши действия по контролю за сотрудниками «Моссада» противником обнаружены не были. Анализ действий израильской резидентуры позволяет сделать вывод, что «Моссад» подозревает «Гвоздику» в сотрудничестве с нами и пытается получить этому практическое подтверждение. Однако, мы также не исключаем, что проверка «Гвоздики» связана с её возможным участием в разведоперациях «Моссада»

Резидент Окунев.

Глава 19

В первом часу ночи в квартире старого холостяка, некоего Леона, раздался телефонный звонок. Гали ласково называла его «мои пожарник» за его безотказность.

— Это пожарная станция? — игриво поинтересовалась Гали.

— Кто это? — с спросонья «пожарник» плохо соображал.

— Это пожарная станция? Скорее пришлите пожарника с самым длинным и толстым брандспойтом. Пожар по старому адресу. На сборы пять минут.

— Хорошо, хорошо, — рассмеявшись, Леон положил трубку и стал одеваться.

Впереди его ждала бессонная ночь. Если уж мадам Легаре решила прибегнуть к его услугам, значит они ей ОЧЕНЬ необходим.

Гали уже и не помнила, где и когда она познакомилась с этим чудом природы. Где-нибудь на приёме или, скорее всего, в салоне красоты. Первое, что бросалось женщинам в глаза, когда они видели Леона, — это безукоризненные пропорции его тела и лица. Как-то он признался Гали, что в молодости подрабатывал натурщиком. Когда он впервые разделся перед ней, Гали даже забыла на минуту, зачем она пригласила его к себе домой. Перед ней стояло ожившее творение итальянских мастеров эпохи Возрождения. Леон никогда не занимался специально своим телом. Он не любил спорт, пот, стадионы и утренние пробежки. Никакой диеты и фитнес-клубов. Все это богатство — накаченные мышцы, плоский живот, широкие плечи, красивые линии спины, мощное мужское достоинство, греческий профиль — все это досталось от отца грека-винодела и матери-итальянки. Леон любил женщин, и они отвечали ему тем же. Профессиональным натурщиком он не стал, пришлось с этим делом завязать. Мужчины — скульпторы и художники, почему-то, после второго или третьего сеанса, не выдерживали искуса и пытались познать его гораздо глубже… Леон испытывал естественное отвращение нормального мужика к однополой любви. Получив отказ, иногда в очень резкой форме, творцы теряли вдохновение. На том и расставались.