Наташа Апрелева - А Роза упала… Дом, в котором живет месть

Усмехнулась. Деньги у нее были. Свободы распоряжаться ими — пока не было. Но откуда-то она уже знала, что скоро ее получит.

Прислушалась. Дети спали, сегодня падчерицей оставлен и четвертый, дополнительный ребенок. Что ж, места хватает.

В эту же минуту, будто бы специально ожидая ее появления, в окно негромко постучали. Розалия Антоновна не удивилась. Скорее, разозлилась: ну разумеется, это Пека опять забыл или потерял по пьянке ключи и, якобы боясь потревожить нежный детский сон, колошматит по стеклу. Кретин.

Розалия Антоновна цокнула раздраженно языком и рывком отдернула занавеску, потом еще одну — белого тюля, немного порванную, позор, немедленно заняться шторами, немедленно… Странно, но увидела она не кретина Пеку, а вовсе даже своего зятя Павла.

Павел явно приглашал ее выйти из дома и присоединиться к его неожиданному обществу в ночи. Делать этого Розалия Антоновна вовсе не собиралась, она собиралась пойти и выпить рюмочку коньяку «с устатку», как говаривала Тамара Мироновна. Ее сватья теперь, если уж считаться родством.

Но непостижимый сегодня Павел не унимался, странно приплясывал на месте, мимикой и жестами призывая ее к себе. По странной причуде архитектора, окна в доме не имели форточек — вообще. Открывать фрамугу Розалии Антоновне представилось делом более хлопотным, чем выйти на улицу к, похоже, обезумевшему зятю.

Накинув материну вишневую шаль с вышитыми странными розовыми птицами с человеческими добрыми личиками, Розалия Антоновна осторожно прикрыла входную дверь за собой. Тихий ночной воздух ощутимо завибрировал вокруг нее — неужели от множественного весеннего распускания листов на деревьях? Робко перешептываясь друг с другом, прорастали травы, к ярко-желтому шару фонаря над крыльцом слетались, трепеща крылами, ночные насекомые. Кажется, именно они и называются мотыльками, зачем-то подумала Розалия Антоновна, — странно, а ведь я точно не знаю, кто это такие — мотыльки. Специальные маленькие бабочки? Или бабочки-подростки?

Из-за угла вывернул Павел. Лицо у него было выпачкано чем-то темным. И не только лицо.

Розалия Антоновна была брезглива и, содрогаясь, сказала:

— Ты хоть бы умылся.

— Не до того сейчас, — каким-то новым голосом ответил Павел, — мне помощь ваша нужна, тетя Роза.

— Какая еще помощь? — скривилась она, дополнительно недовольная нелюбимым обращением «тетя». Но что с мальчика возьмешь, он всю жизнь ее называл именно так. «Тетя Роза», фи.

— Пойдемте.

Павел абсолютно нехарактерным для себя решительным жестом взял Розалию Антоновну за холодную руку и повел по направлению к Флигелю. Он молчал. Через несколько шагов она, не выносящая прикосновений, выдернула свою ладонь из его крепко сжатого кулака. Пальцы неприятно слиплись. В странном и необычном месте — ушах, горле и коленях — заколотилось сердце, просто загрохотало. Розалия Антоновна с усилием поднесла руку к лицу.

— Что это, — без вопросительной интонации громко произнесла она, перекрикивая грохот, разглядывая ржаво-красные пятна.

Откуда-то она уже все знала.

Видела влажные комья земли, густо оплетенные прозрачными корнями растений, мерно пластующиеся при встрече с лопатой.

Слышала дыхание человека рядом, громкое и неровное.

Чувствовала сладкий и страшный запах — измены, предательства, крови, смерти.

You are viewing RumpelstilZchen's journal

2-Июль-2009 10:12 am

«Не перечьте мне, я сам по себе, а вы для меня только четверть дыма» (с)

МЕТКИ: СЕЙЧАС

Дверь в свою комнату закрываю плотно и непременно на замок. Чтобы притиснуть задвижку, приходится прилагать изрядные усилия, вот так коленом и еще немного ее направлять в нужную сторону обеими руками; в чем тут дело, в отсыревшем дереве? Странно, погода стоит жаркая и даже очень жаркая.

Эти старые дома!.. Даже рядовые двери в них имеют собственные секреты.

В коридоре слышны голоса, резкие интонации Марго невозможно не опознать, ей отвечает странный человек Юраня, ему так же не подходит этот вариант имени, как и роль идиота, что он с упоением играет.

Ах, как сказал один умный сын моей коллеги, надевши раз маску, рискуешь никогда уже ее не снять, правда, там речь шла о новогоднем карнавале, размере лисьей пластиковой мордочки и величине лица.

«Я не думала, что это затянется так надолго, поминки…» — Марго будто бы даже оправдывается. Удивительно. Остановились у книжных полок, очевидно.

«Ничего страшного, главное, чтобы ты себя чувствовала хорошо». — Юраня успокоителен.

«Нет, ты согласись, что этот его галстук…»

«Да что такого особенного в желтом галстуке?..»

«Желтый галстук! На похороны! На поминальный обед! Это была запланированная акция, и он знал, что все воспримут это именно так… Как подчеркнутое пренебрежение».

«Ты преувеличиваешь».

«Я преуменьшаю. Желтый галстук! С собачками! Как у него шея не отсохла!.. Мне невозможно думать, что предстоит вести с ним вообще какие-то переговоры. Понимаешь?»

Я открываю и закрываю рот, артикулирую без звука, повторяя зачем-то реплики и Марго, и ее собеседника.

«Надо просто пообщаться с человеком в нормальной обстановке. Он мог просто совершить ошибку. Скорее всего, все не так уж плохо…»

Милый разговор, «все-не-так-уж-пло-хо», молча скандирую я, кручу в руках Эту Вещь — она давно перекочевала в мою комнату, но взять ее решаюсь только сегодня.

«Зачем нам общаться? Не хочу ни с кем общаться! Мне нужен ты, и все».

«Ритуля, доверься мне».

«Я не смогу».

«Ерунда. Я смогу».

Раскрашенный резиновый Микки-Маус, когда-то неразлучный спутник младшей сестрицы Розки, был привезен любимице матерью из поездки в Англию — педагог от Бога, Розалия обменивалась опытом с лондонскими преподавателями, право, никакого счастья ей этот новый опыт не принес.

Розка не выпускала игрушку из жадных потных лапок, даже сестры рассматривали это чудо с известного расстояния, что уж говорить обо мне. Небрежно отштампованная дрянь снилась мне чуть ли не каждую ночь, при всяком удобном случае (окружение тезок, дебют того или иного блюда, бой курантов в новогоднюю ночь) мною загадывалось одно и то же желание: заполучить игрушку в свое пользование, пусть ненадолго. В конце концов, глупая мышь сделалась символом — не скажу счастья, но чего-то очень близкого к нему.

Глажу пальцем бело-красные гладкие щеки, раскрытый в улыбке идиота рот, черные круглые уши, сытое брюшко, длинный хвост. Наряд американского старика Микки классический, и состоит из желтого комбинезона с накладными карманами и бестолковой красной безрукавки. Левая лапка поднята. Правая заложена за спину. Смешно, и на моем лице держится улыбка, когда я вместе с резиновой мышью подхожу к прикроватной тумбочке и беру в руки новое лезвие, какое-то импортное, сейчас таких и не отыщешь, пришлось прошерстить несколько магазинов с хозяйственными мелочами. Вообще-то я ненавижу хозяйственные магазины, в них чувствуешь себя такой ущербной, любуясь толпами домохозяек, нагружающих свои пластиковые корзины губками для мытья посуды, тюбиками зубной пасты семейного размера и рулонами туалетной бумаги: «Девушка, а у вас нет упаковок по восемь штук?»