Татьяна Устинова - Большое зло и мелкие пакости

— Маня, спать на полу на лестничной клетке я не стану точно, даже если ты умрешь от смущения.

Она посмотрела на него и натянула на голову одеяло.

Спряталась.

Потапов улыбнулся.

Он и сам не понимал, зачем так уж навязывает свои услуги. Ну не хочет она, чтобы он изображал из себя сестру милосердия, и не надо. Самое время отбыть на дачу и почитать в тишине и покое какие-нибудь необходимые для завтрашней работы бумаги. Или позвонить Зое и поехать-таки на эпохальную встречу с Ильиными. Или сделать еще что-нибудь, устойчиво-привычное, приятное, далекое от огнестрельных ранений, больничного запаха и неустроенного бедного быта.

У Мани был именно такой. Две комнатки — любопытный Потапов сразу сунул нос и во вторую — были чистенькие, маленькие и невыносимо бедные. Мебели было мало. Никаких безделушек. Игрушек и то почти не было, а имеющиеся были совсем старыми, старательно вычищенными и как будто подштопанными. Была шикарная железная дорога с мостом и маленькими домиками и еще большая собака — очевидно, подарки Алины.

Обувь под вешалкой — по паре на сезон. Зимние ботинки, практичные до нелепости всесезонные туфли, поношенные босоножки и кроссовки. Следующий ряд принадлежал Федору и был так же беспредельно уныл — ботинки, кроссовки, сандалии. Ничего лишнего, яркого и бессмысленного. Только необходимое.

Конечно, сказал себе Потапов, попробуй проживи с подрастающим мальчишкой на зарплату… кто там она… секретарша? Специалист первой категории, как это называлось в отделе кадров их министерства?

На кухне, где Потапов ставил чайник, все было так же — чистенько, аккуратно, и от этого опрятного нищенства становилось не по себе.

— Мань, у тебя есть клюква? — спросил Потапов, чтобы что-нибудь спросить. От матери он знал, что пить больным лучше всего шиповник или клюкву. Может, позвонить матери, чтобы она приехала и посидела с Маней? Она врач и Маню хорошо помнит. Удивительное дело, но мать помнила всех его одноклассников.

— Митя, не надо никакой клюквы, — страдающим голосом отозвалась Маруся, — ты бы лучше домой поехал.

— Нашел, — сообщил Потапов и вытащил из морозильника пакет с клюквой. Замерзшая и твердая, как каменные шарики, клюква перекатывалась в пакете и приятно позвякивала.

Не станет он звонить матери. Справится сам.

Чего ради, хотелось бы знать?

Митя Потапов был трус и отвечать самому себе на такие вопросы не умел.

Будем считать, что он просто чувствует вину перед ней.

— Митя, — позвала Маруся, — брось ты эту дурацкую клюкву и уезжай. Спасибо, мне ничего не нужно.

Он появился на пороге комнаты, вытирая руки салфеткой, которую она обычно стелила на стол вместо скатерти.

Инопланетянин. Чужак.

На нем была темная льняная рубаха с закатанными рукавами, неяркий галстук и черные брюки с безупречными стрелками. Песочные волосы, которые в далекие школьные времена нелепо и плоско прилипали к голове, подстрижены непостижимым образом, так что казалось, будто их вдвое больше, чем на самом деле. Лицо, состоявшее из одних только острых углов, не было ни выразительным, ни даже просто симпатичным, однако кожа была загорелой и чистой, а зубы очень белыми. Еще в больнице Маруся обнаружила, что у него удивительная улыбка. Он был высокий, худой и немножко сутулый, как люди, проведшие всю молодость за письменным столом. Несмотря на сутулость, одежда сидела на нем идеально.

Он был отутюженный, выбритый, хорошо пахнущий, уверенный в себе и вправду похожий на министра.

Пятнадцать лет назад Митя Потапов производил совсем другое впечатление. Пожалуй даже, он вовсе никакого впечатления не производил.

— Мань, — позвал Потапов осторожно, — ты меня не узнаешь?

— Почему? — Маруся отвела глаза от третьей пуговицы льняной рубахи и уставилась на вторую. В лицо ему она смотреть не решалась.

— Потому что ты на меня так смотришь, как будто не узнаешь. Не переживай, все будет хорошо. Клюква сейчас закипит, я ее процежу, и ты попьешь. — Он закинул на плечо салфетку, о которую вытирал руки, подошел и пристроился на край Марусиного дивана.

Худая жилистая рука с закатанной манжетой оказалась совсем близко. Так близко, что Маруся чувствовала чужое тепло.

— Если тебе понадобится… куда-нибудь, скажи, я тебя отведу.

Господи, сделай так, чтобы этот чужой человек куда-нибудь пропал. Сейчас же. Немедленно. И чтобы вместе с ним пропало все остальное — боль в животе, страх, запах бинтов, крови и смерти, беспомощность и ожидание еще большей, еще худшей беды, которая скоро придет, и остановить ее будет невозможно.

— Митя, — сказала Маруся и на секунду взглянула ему в лицо, как будто он был мусульманской красоткой, а она нарушителем законов ислама. И еще эта рука у нее за головой мешала ужасно! — Спасибо. Теперь ты поезжай. Что ты жене скажешь?

— Жены нет, Мань, — сообщил Потапов. Ее попытка осведомиться о его семейном положении его развеселила. Все-таки мужчины и женщины — это совершенно разные биологические виды. — Неужели тебе на вечере не доложили? Или ты в газетке никогда про меня не читала?

Это прозвучало самодовольно, и Потапову стало неловко. Смущается, черт побери, как девица на выданье. Это Маня его гипнотизирует своими шоколадными замученными глазищами.

— Читала, — улыбнулась Маруся, — сто раз читала. Только я никогда ни одному слову не верила. Значит, ты и вправду… холостой. А редакторша? Я забыла, как ее… Журнал “Блеск”, и она такая потрясающая. Кира?

— Зоя, — подсказал Потапов. — Она существует.

— А тебе от нее не попадет?

Потапов усмехнулся.

— Принцесса, — сказал он, — вы так наивны, что можете сказать совершенно страшные вещи. Это из Шварца. Не помнишь?

Маруся покачала головой. Потапов был начитаннее всех в классе. Куда ей до него!

— От Зои мне не попадет. У нас все по-другому, Маня. — “У нас” он произнес так, как будто хотел сказать “у нас на Олимпе” или “у нас на Марсе”. — От Зои мне попасть не может. В этой опере я пою заглавную партию. Я выбираю. Всегда.

— Тебе повезло, — тихо сказала Маруся, — а я один раз выбрала, и неправильно. Теперь вот не знаю, смогу ли еще раз выбрать. Нет, наверное.

— У тебя что? — спросил Потапов насмешливо. — Большое светлое чувство?

— Ну да, — кивнула Маруся. — Очень большое. Только я тебе не стану рассказывать, ладно, Мить?

Можно подумать, что ему интересны ее откровения!

— Может, тогда позвонить ему? — предложил Потапов сердито.

С той самой минуты, когда было принято решение забрать ее домой и сидеть с ней, он чувствовал себя рыцарем в сверкающих доспехах, спасающим захудалую принцессу.