Ирина Лобановская - Анатомия развода

18

Анатолий быстро разгадал состояние Полины. Он был внимателен, а кроме того, учился в медицинском и собирался стать врачом-гинекологом.

После аборта Полина в себя приходила долго.

— Почему ты не захотела рожать? — поглаживая ее ладони, мягко спросил Толя. — И даже ничего мне не сказала…

Полина молчала. К чему обсуждать свершившееся?.. Да и вообще… Она понятия не имеет, как сложится ее жизнь… И Анатолий, кстати, об этом тоже молчит.

— Мне еще рано, — нехотя пробурчала Полина. — И потом, у меня Роман и Алик…

— Сначала рано, а потом будет поздно, — разумно возразил Толя. Рассудительный… — А твои Роман и Алик будут всегда! Все-таки я тебя не понимаю…

— А себя? — хмуро спросила Полина. — Себя-то ты понимаешь?..

Анатолий ничего не ответил. Полина попала в больное место и в самую точку.

Толя Халфин ненавидел родителей. И лет в тринадцать дал себе зарок вырасти не похожим на них ни в чем. Прежде всего, он не желал нищенствовать.

После уничтожения и распада всех НИИ мать и отец, инженеры, окончившие Институт стали и сплавов, остались без работы. Отец подрабатывал дворником, сторожем, курьером. Мать попробовала переквалифицироваться в бухгалтеры, но поскольку соответствующего образования не имела, да и возраст был не подходящий для начала жизни, то получала очень смешные деньги.

Толя ненавидел и стыдился бедной одежды родителей, маминых штопаных старушечьих кофт и отцовских лоснящихся до блеска на заднице брюк.

Сгорал от стыда, глядя на стертый до белизны линолеум в родной квартире и пожелтевшие, в пятнах, обои.

Однажды он случайно вычитал в газете размышления известного педагога о семье. И запомнил их.

Педагог сравнивал семью с живой лабораторией человеческих судеб, личных и народных. Каждого народа в отдельности и всех народов вместе. Хотя эти две лаборатории сильно отличались друг от друга. В настоящей обычно знали и представляли себе, что делают, и действовали целенаправленно и осмысленно. А в семье, наоборот, обычно не понимали, что творят, а потому поступали, как придется. Природа допустила здесь серьезный просчет. Одно из самых ответственных и священных призваний человека — быть отцом и матерью — доступно каждому. Имей лишь минимальное телесное здоровье да достигни половой зрелости. И все! Дальше рожай детишек в свое удовольствие, ни о чем серьезном не помышляя…

Халфины так и делали. У них в семье было четверо детей. Поэтому в маленькой квартирке быстро стало тесно. И тогда маме с папой пришла в голову спасительная и, казалось, хорошая мысль — переселить старшего, Анатолия, к бабушке с дедушкой. Старики с восторгом приняли идею. Они души не чаяли во внуках, особенно в старшем, и всегда хотели облегчить жизнь детям.

Сначала все шло замечательно. Спокойнее стало у молодых Халфиных, радостнее — у пожилых. Но надвигалась беда, уже запрограммированная родителями. Они оказались слишком посредственными психологами.

Анатолий и его брат, второй сын в семье, Антон, учились в одном классе, поскольку очень способный младший опередил сверстников и оказался в двенадцать лет в девятом — рядом с братом. Только как раз не рядом, а всегда вдалеке. Маленький Антон, пугливо и часто моргая, садился в самый угол класса за последнюю парту, потому что на первой сидел Анатолий. А старший брат ненавидел младшего.

Бесконечно добрый и ласковый с бабушкой и дедушкой, с учителями и приятелями, которые его очень любили, всегда готовый помочь, улыбчивый Анатолий просто менялся на глазах, когда видел и слышал Антона. Толя переставал владеть собой. Понимал, что так нельзя, но ничего поделать не мог.

Старший брат высмеивал младшего, иронизировал над его замедленной речью и крупным детским почерком, дразнил, а на переменах часто яростно, исступленно бил, доводя Антона до слез. И девочки в классе с грустью констатировали:

— Опять Халфины подрались!

Одноклассники — абсолютно все — были на стороне Анатолия. Они понимали, кому приходится труднее и живется хуже. Дети нередко оказываются проницательнее взрослых. Именно высокомерного отличника Антона в классе избегали. И это еще больше подогревало ненависть Анатолия. Порой ему казалось, еще немного, и он убьет этого боязливо моргающего Антона. Ну почему, почему именно его так любят, просто обожают родители?! Почему Антон живет дома, а Анатолий оттуда словно выброшен к бабушке с дедом?!

А Халфины-старшие упорно не желали ничего видеть и слышать, хотя учителя не раз говорили им о ненормальной ситуации, о нехороших, по сути, страшных отношениях между братьями. Родители закрывали глаза и на ревность Анатолия, и на его ощущение изгоя. Будто не верили в это. И продолжали из чувства тщеславия лелеять и баловать Антона, явно более одаренного, необычного ребенка, словно принося в жертву младшему старшего.

Анатолий догадывался, что в семьях довольна часто есть любимчики. Но почему? Как же так можно?! Разве взрослые не понимают, что тем самым заботливо, своими руками куют основы ненависти, озлобленности, агрессивности у одного и эгоцентризма, вседозволенности и самодовольства у другого? Как могут родители делить детей, выбирая себе любимого, лучшего? По какому принципу?

Какой безграничной ни была любовь бабушки и деда к Анатолию, она не смогла заменить материнскую и отцовскую.

«В конце концов, — рассуждал Анатолий, — почему из четверых детей родители отдали только меня? Словно отказались… Ну хорошо, сестренки еще маленькие, дошкольницы, но брат…»

Окончив школу в четырнадцать лет, Антон в пятнадцать стал первокурсником мехмата МГУ. Не желая и в институте видеть брата, Анатолий умышленно не подавал документы в университет и поступил в МИЭМ. Потом, окончив его, сдал экзамены в медицинский и в конце концов стал еще в институте высоко цениться как специалист-медик и знаток приборов. После ординатуры его ждала аспирантура. Тема диссертации была заявлена и продумана: сохранение детей в тяжелых случаях невынашиваемости беременности с помощью специально разработанного Анатолием прибора.

И все шло хорошо… Только Анатолий стал опасен и страшен для родного младшего брата. Да и для родителей тоже. Он отлично понимал это и пытался самостоятельно хоть как-то исправить положение, которое родители даже за год до окончания детьми школы изменить не захотели. Анатолий их ненавидел. Неужели они добивались именно этого?! Он по-прежнему жил у бабушки с дедушкой и редко встречался с близкими. Родные души не казались ему родными. Истосковавшееся когда-то по любви, исстрадавшееся детское сердце ожесточилось… И ничего уже не исправишь.