Непокорный рыцарь - Софи Ларк
– Слушайте, – говорю я. – Вы, очевидно, не любите недосказанность, так что я не буду тратить ваше время. Одна из ваших эскортниц забеременела, и у вас есть сын. Он совершенно не заинтересован в скандале. И я тоже. Я не знаю, сколько декретных выплат вы задолжали, но сумма должна быть астрономическая. Мы не жадные – я прошу лишь о единоразовой выплате, чтобы мы навсегда исчезли из вашей жизни. Пятьдесят тысяч на обучение вашего сына. И вы никогда о нас больше не услышите.
Это небольшие деньги. Часы Пейджа, должно быть, стоят дороже. Даже, черт возьми, его костюм.
Похоже, Рэймонд думает о том же. Он медленно складывает результаты теста в идеальный прямоугольник и сует их обратно в конверт, который передает мне.
– И какие у меня гарантии, что вы не вернетесь за добавкой? – спрашивает он.
– Мое слово, – отвечаю я.
Пейдж смотрит на мое суровое, невозмутимое выражение лица.
Затем он тянется к нагрудному карману и достает чековую книжку, после чего снимает колпачок с красивой ручки с золотым наконечником и гравировкой.
Рэймонд что-то пишет на чеке, вырывает его из книжки и протягивает мне.
– Вот сколько я вам заплачу, – говорит он.
Я беру чек. Там значится сумма «$0.00».
– Ни. Одного. Гребаного. Цента, – чеканит Пейдж. – Если я еще хоть раз увижу тебя или своего так называемого ублюдка, я познакомлю вас двоих с другим своим коллегой, и он не так мил, как Портер. Я зову его Дантист. Он выдернет плоскогубцами все ваши зубы до последнего коренного. И, я боюсь, мой друг не использует анестезию. Посмотрим, как вы будете вести беседы беззубым ртом. Я даю тебе свое слово.
Дрожащими руками я кладу чек на стол.
– Нет, – шипит Рэймонд. – Возьми его с собой. В качестве напоминания. Если я услышу хоть что-то о незаконнорожденном сыне… Вряд ли мне составит труда отыскать вас. И держись подальше от моей дочери.
Я встаю из-за стола. Я боюсь, что Пейдж встанет следом, но он остается сидеть. Он не делает ничего, чтобы остановить меня, пока я на ватных ногах иду прочь из ресторана.
Неро
Я до утра собирал информацию о Мэттью Шульце, так что спал гораздо дольше обычного. Когда я просыпаюсь от стука в дверь, на часах уже давно миновал полдень.
– Что? – не отрывая головы от подушки, ворчу я.
– Внизу тебя кое-кто ждет, – говорит Грета.
– Кто?
– Спускайся и сам увидишь, – нетерпеливо отвечает она.
Я в буквальном смысле скатываюсь с кровати на пол. Из одежды на мне только боксеры, а волосы на голове торчат во все стороны, но мне нет до этого дела. Будь там кто-то важный, Грета бы намекнула. Наверное, это Аида, хотя, бог свидетель, сестра не стала бы стоять на пороге. Она прошла бы прямиком ко мне в комнату как ни в чем не бывало.
Может, это Кэл.
Грета уже ушла, не дожидаясь меня. Она терпеть не может, когда мы долго спим. Это все ее пуританство. Экономка любит погреметь кастрюлями и сковородками на кухне, если ей кажется, что мы ленимся. К счастью, я слишком вымотался, чтобы услышать что-то этим утром.
Я спускаюсь по древней лестнице, узкой настолько, что Данте приходится ходить по ней вполоборота. Возможно, именно поэтому его комната находится на первом этаже. Я же терпеть не могу, когда у меня над головой ходят. Мне нравится быть как можно выше и чтобы из окна открывался потрясающий вид. Как в комнате у Камиллы.
Что ж… легка на помине.
На пороге стоит Камилла Ривера.
Бледная и поникшая, одетая в черное платье, не слишком соответствующее августовской жаре уходящего лета. При виде меня она краснеет и опускает взгляд. Я вспоминаю, что практически голый, подхожу ближе и прислоняюсь к косяку, потому что Камилла очень миленькая, когда смущается.
– Ты рано встала, – отмечаю я.
– Уже два часа дня, – говорит девушка и поднимает на меня глаза. При виде моего голого торса Камилла снова заливается краской.
– И что, – рычу я хриплым ото сна голосом. – Думал, тебе не помешает отдохнуть после вчерашнего.
Камилла бросает на меня еще один взгляд и закрывает лицо руками, чтобы спрятать румянец.
– Не мог бы ты, пожалуйста, надеть рубашку? – говорит она.
– С чего бы?
– Чтобы я могла говорить с тобой, не…
– Не что? – спрашиваю я, наклоняясь еще ближе.
– Я не буду смотреть на тебя, пока ты не оденешься, – говорит она, закрывая глаза руками.
Ее губы под ладонями такие притягательные. Я мог бы наклониться и поцеловать ее прямо сейчас без предупреждения.
Но я не хочу слишком сильно дразнить девушку. Она пришла сюда по какой-то причине.
– Ладно, заходи, – говорю я.
– Сюда? – тонким голосом уточняет Камилла. – В твой дом?
– Ну да, – говорю я. – Почему бы и нет?
– А кто дома? – беспокоится она.
– Только Грета. Ты ее видела.
Камилла робко следует за мной, рассматривая старинную отделку из темного дерева, лампы ручной работы, витражные окна с цветными стеклами.
Это все-таки большой особняк, хоть и очень старый. В основном он такой же, каким был изначально, – сложная асимметричная форма, остроконечная крыша с крутыми скатами, викторианский пряничный стиль, необычная текстура внутренней отделки.
Кое-что мы добавили сами, например огромный подземный гараж, спортзал и сауну.
Теперь в Америке редко какая семья принадлежит своему дому так, как Галло. Он нас вырастил. Сформировал. Олд-Таун – наша родина и всегда ей будет. Другие мафиозные семьи переезжают в модный Голд-Кост или еще севернее, но мы остаемся здесь, в сердце нашего народа.
И Камилла видит это. Она смотрит на фотографии поколений, что были до нас. На мебель, которая старше меня.
– Сколько вы здесь живете? – спрашивает она меня с широко раскрытыми от удивления глазами.
– Ну, мой прадед построил его в 1901-м, так что… хренову тучу времени, – говорю я.
Камилла в изумлении качает головой. Она уже забыла о том, что просила меня одеться. Похоже, девушка шокирована домом, который, должно быть, раз в десять превышает размеры ее маленькой квартирки. А может, и еще больше, если учитывать подвальные помещения.
– Я и забыла, как ты богат, – бесцветным голосом говорит она.
– Думал, девушкам такое нравится, – пытаюсь пошутить я.
Камилла бросает на меня взгляд, полный боли, и я тут же жалею о своем дурацком комментарии. Почему в ее компании мне на ум никогда не приходит ничего толкового? Раньше я
