Джорджия Ле Карр - Сорок 2 дня (ЛП)

— Я должен идти на работу, — говорит он.

— Хорошо, — я чувствую себя очень маленькой и потерянной.

Я стою у двери гардеробной, наблюдая, как он одевается.

— Ты знаешь, что осталось всего лишь десять дней?

Он встречается с моими глазами в зеркале.

— Да, — говорит он, завязывая галстук.

— Кофе-машина должно быть уже приготовила кофе. Хочешь один?

— Спасибо, — отвечает он с улыбкой.

Когда я ставлю чашку с эспрессо на стол, заходит Блейк. Несмотря на то, что на моем сердце лежит тяжесть, он заставляет его биться сильнее. Он выглядит немного бледным, но таким мужественным, таким великолепным, что я почти забываю о том, что произошло прошлой ночью. Забываю тот тонкий детский голос, умоляющий отца остановиться. Я наблюдаю, как движется его горло, пока он пьет кофе. Удивительно осознавать, что внутри этого абсолютно уверенного в себе мужчины живет пострадавший ребенок, с жутким тонким голоском. Но сегодняшний день не похож ни на один из предыдущих, потому он изменился, он стал другим, и я это чувствую. Он изменился не по отношению ко мне, а внутри себя. В нем чувствует стальная решимость, закончив свой кофе, он подходит ко мне.

— Что ты будешь делать сегодня?

— Не знаю. Наверное, просто бездельничать.

Он рассеянно кивает, Блейк уже не здесь, он уже в другом месте, там, где необходима его стальная решимость. Он целует меня, и открывает рот, собираясь что-то сказать, качает головой и вдруг спрашивает:

— Ты веришь мне, Лана?

Маленький вопрос, наполненный большим смыслом.

— Да, я доверяю тебе.

Он нежно улыбается и уходит.

День тянется бесконечно, он закончится, пока не пройдет большое количество часов. Я чувствую беспокойство, граничащее со страхом. Я сажусь за компьютер в Google и ищу про Кронаса. Что-то я упустила? Бог, который съел своих детей. Отец Времени. Другое название Сатурн. Что я пропустила? Я начинаю углубляться в Google, заходя на пиратские сайты, которые вещают всякую ерунду, так что мозги закипают.

Я сдаюсь, и пытаюсь найти «Блейк Лоу Баррингтон ранние годы». Ничего. Ни одной фотографии или новости о нем. Я пытаюсь представить его ребенком, который немного старше Сораба, и вдруг чувствую, как на моих глазах появляются слезы. Бедняжка. Я никогда в своей жизни не сталкивалась с чем-то подобным. Ребенок, который подвергся насилию со стороны своих родителей, вырастает в человека, защищающего своего обидчика в такой преданной манере. А что если то, что делал его отец было правильным. А его мать знала? Эта мысль для меня совсем не возможна.

Я не понимаю, во что я впуталась.

Оставшуюся часть утра и полдня, я бесцельно брожу по квартире, бесконечно обдумывая и прокручивая в голове непонятные мне события. Я даже испытываю соблазн попытаться связаться с матерью Виктории. Но перед глазами встает ее пронзительный взгляд, наполненный страхом, у меня создалось такое чувство, как будто она балансирует на гране безумия, как будто в ловушке своего собственного ада.

В четыре часа я слышу, как открывается входная дверь, что-то Блейк рано. Я выбегаю, чтобы поприветствовать его, я так соскучилась по нему. Я влетаю и резко останавливаюсь в середине коридора. Это не Блейк стоит перед дверью и смотрит на меня, а его отец.

28.

«Мир управляется совсем другими людьми,

о которых даже представления не имеют те,

кто не заглядывает за кулисы.»

Премьер-министр Англии —

Бенждамин Дислайли, 1844 г.

— Привет, мисс Блум.

— Привет, — шепчу я.

— Можно мне войти?

— Вы уже вошли.

Его рот высокомерно искажается в улыбке.

— Правда.

— Блейка здесь нет.

— Я пришел не к нему.

Он проходит мимо меня, направляясь в гостиную, останавливается в нескольких футах, и спрашивает:

— Приступим?

Я следую за ним, чувствую такую ярость на этого человека, что костяшки моих пальцев белеют, из-за той силы, с которой я сжимаю кулаки. Я на самом деле думаю, что ненавижу его. По сути, это первый человек, который встретился на моем пути, и у меня возникает совершенно отчетливая мысль, об убийстве, причем эта мысль меня действительно согревает. Этот мужчина энергично взялся за ребенка и под давлением спрессовал из него холодную, бездушную машину по выкачиваю денег. Но я знаю лучший способ, чем не впускать его в дом или показывать свою ярость. Я согласна, что именно он находится в конце лабиринта, в котором я заблудилась.

Он останавливается посреди гостиной, не садится, и я не предлагаю ему сесть.

— Что вы хотите?

— Вы взяли что-то очень дорогое для меня, и я пришел просить вас, чтобы вы вернули это мне назад.

Я отрицательно качаю головой.

— У меня нет ничего вашего.

— Не играйте со мной в игры, мисс Блум. У меня нет на это времени и желания. Я хочу, чтобы вы оставили моего сына.

— Что это с вами, люди? Не кажется ли вам, что Блейк уже достаточно взрослый, чтобы смог сам решить, с кем он хочет быть?

— Я видел вас. Я наблюдал за вами, когда вы умоляли моего сына, чтобы он причинил вам боль, — негромко говорит он. Но яд в его спокойных словах потрясает меня гораздо больше, чем если бы он накричал на меня. Я делаю шаг назад. Его холодные глаза, не мигая следят за мной, словно змея, которая караулит свою добычу. Он делает шаг по направлению ко мне.

— Первый раз, я видел что-то подобное. Когда женщина умоляет мужчину совершить насилие над ней. Я должен признать, мне понравилось, я получил удовольствие, даже если мой сын не доставил вам его. В следующий раз, когда вы захотите боли, спросите меня. Я точно знаю, как заставить вас закричать.

Я смотрю на него ничего не выражающими, пустыми глазами. Стены имеют не только уши, они также имеют и глаза, Блейк. Ты не знал об этом, не так ли? Мой разум пытается найти выход из этого кошмара. Что видел этот мужчина? Меня с широко разведенными ногами, с черно-оранжевым вибратором, похороненным внутри меня. Но я не чувствую стыда или унижения, единственное, что я чувствую это страх. И чтобы подавить его, я изображаю смелость и задираю подбородок вверх, и наплевать мне, на то, что он думает обо мне.

— Если вы считаете, что ваш сын не должен быть со мной, почему бы вам не отправиться прямиком к нему и не сказать ему об этом?

Он смотрит на меня как-то странно, словно я существо с очень низким интеллектом, которому он старается изо всех сил что-то втолковать.