Марина Крамер - Жена самурая

– Вечно вы… – недовольно пробормотал Никита, явно расстроенный тем, что его вполне логичная и красивая версия оказалась висящей на волоске. – Попробовать-то можно.

– Можно. Только вот боюсь – зря.

Наш увлекательный диалог был прерван появлением Сони – она ворвалась в дом охраны, как сквозняк, в накинутой на плечи шубке и валенках на тонкие колготки, чем вызвала у меня волну родительского гнева.

– Соня! На улице мороз, а ты бегаешь через весь двор без шапки и в тонких колготках! Давно не болела ничем?!

Но хитрая девчонка нырнула за спину Никиты и, выглядывая из убежища, сообщила:

– Баба Галя сказала, что вам пора в дом идти. И деда Фима с дедом Бесом ругаются, что вы так долго не идете.

– Бесо, – поправила я. – Бесо – такое имя, которое никак не изменяется.

Но у Сони и на этот счет имелось свое мнение:

– Он мне разрешил его Бесом звать.

– Ой, да зови ты его хоть Чертом, раз ему так нравится, – отмахнулась я, поняв, что соперничать с прилетевшим сегодня ночью старым Бесо я не в состоянии. Он практически со входа прибрал мою дочь к рукам, и теперь Соня не отлипала от них с папой ни на секунду. – Идем, Никита, а то попадет нам с тобой.

У папы в доме было принято, чтобы те из охранников, кому не повезло дежурить в новогоднюю ночь, непременно садились за стол вместе с домочадцами – в этом смысле родитель мой был не чужд демократических принципов. Правда, спиртное им запрещалось – разве что бокал шампанского под бой курантов, ну, куда ж без этого, а в остальном ребята чувствовали себя полноценными участниками застолья. Сегодня же всем заправлял вернувшийся в город Бесо. Разумеется, был зван и дядя Моня с тетей Цилей, и Галя с новой помощницей Ирой тоже сели за стол, когда все было готово, накрыто и подано. В общем, получилась такая огромная семья. Разве что вот братьев моих не было уже… И – мужа. Моего любимого мужа, моего Акелы. Я впервые за время брака встречала праздник без него.

Соня, видимо, чувствовала мое настроение, хоть я и старалась изо всех сил не показывать, как мне не хочется делать вид, что мне весело, чтобы не портить праздник остальным. Она сидела возле меня тихо, как мышка, держалась за мою руку крепко-крепко, как будто боялась, что я уйду. Мне стало вдруг неловко, когда я осознала смысл этого вроде бы невинного детского жеста – я портила праздник дочери, совсем погрузившись в свое горе.

– Ты чего, Сонь? – шепотом спросила я, наклонившись к ней, и девочка с совсем недетской тревогой в голосе отозвалась:

– Я тоже беспокоюсь о папе. Как он там один в этой… как ее? В командировке, вот! Он же совсем один, без нас, да, мама? Ему, наверное, скучно.

Я не знала, что ей сказать. Врать сил уже не было, а сказать правду – как? Соня не поймет, она все-таки еще очень маленькая. Лучше бы я не заводила этот разговор, потому что стало еще хуже.

Ольга

Она чувствовала, как ею снова овладел сыщицкий азарт. Странное поведение Михаила раззадорило Ольгу, ей непременно хотелось докопаться до истинной причины, и на смену обиде пришло желание понять.

С утра она заняла удобную позицию возле дома Михаила – благо он как-то показывал ей, где живет, хотя в гости не приглашал, ссылаясь на ремонт. Рядом располагалось кафе, и Ольга, оказавшись едва ли не самой ранней посетительницей, сумела выбрать такой столик, который стоял у окна и давал возможность без помех, в тепле и с чашкой чая наблюдать за одноподъездной шестнадцатиэтажкой. У нее была припасена тетрадка с уроками японского, чтобы не скучать, а заодно и повторить подзабытые иероглифы, и Ольга, прихлебывая ромашковый чай, принялась проглядывать собственные неровные каракули, изредка поднимая глаза на подъезд.

Так прошло около трех часов, и Паршинцева начала сомневаться в успехе своего мероприятия, когда вдруг из открывшейся двери подъезда показался Михаил. В руках у него был какой-то пакет, дубленка расстегнута, шарф сбился набок, а шапку он вообще нес зажатой под мышку. Это было странно – обычно Михаил отличался педантичностью в отношении к одежде. «Видимо, наспех собирался, – подумала Ольга про себя. – Торопится». Ей тоже стоило поторопиться, если она не хотела упустить Михаила, а потому она положила на стол деньги за чай, сунула тетрадь в рюкзак, набросила куртку и шапку и выскочила из кафе, направляясь в ту же сторону, что и Михаил.

Она почти догнала его у супермаркета и испугалась, что Михаил войдет внутрь, и тогда ей придется ждать его где-то за углом – иначе заметит, но нет – он миновал крыльцо магазина и устремился вверх по улице, на ходу восстанавливая порядок в одежде.

Пакета в его руках уже не было – видимо, это был прихваченный из квартиры мусор, который благополучно перекочевал в бак. Ольга следовала за Михаилом на приличном расстоянии, чтобы успеть нырнуть в подворотню или подъезд, если вдруг ему придет в голову обернуться. Но он не оборачивался, шел вперед целеустремленной походкой человека, у которого возникло какое-то спешное дело. Так они добрались до окраины города, где располагался большой гаражный массив – Ольга неплохо знала это место, потому что у них тоже в свое время здесь был гараж, который они с мамой продали после гибели отца.

Михаил вынул из кармана ключи и отпер один из гаражей в самом последнем ряду, как раз тот, от которого дорога сворачивала вниз, под гору, где также ютились еще около десятка построек. Ольга облюбовала щель меж двух металлических гаражей, втиснулась туда и в этом убежище провела почти час, успев окоченеть настолько, что перестала чувствовать руки и ноги. Михаил появился на пороге, запер дверь, несколько раз дернул ее, проверяя, и, сунув в карманы руки, двинулся к выходу из массива. Ольга, дождавшись, пока он отойдет на приличное расстояние, выбралась из щели и тоже побрела следом, хотя сейчас логичнее было бы бежать и топать замерзшими ногами.

Михаил поймал такси и уехал, Ольга же дождалась маршрутку, забралась на свободное сиденье и принялась остервенело растирать варежкой замерзшие руки. «Что он делал в гараже так долго? Машину чинил? Так ведь холодно… И не помню я, чтобы он мне про машину что-то говорил, мы всегда пешком гуляли. Хотя я теперь уже вообще ничему не удивлюсь – единожды соврав…»

Она доехала до дома и снова, как вчера, позвонила Михаилу. Тот, по его словам, «вышел прогуляться с мамой, пока на улице относительно тепло».

– Вот гад, – пробормотала Ольга, положив трубку, – ну, зачем он мне врет? Какая мама, какие прогулки… Можно подумать, что я навязываюсь ему! Я и встречаться с ним не стану больше, просто уже любопытно, зачем он это делает, что скрывает.

Александра

Савва приехал к нам первого числа вечером, позвонил, и мы с Никитой под предлогом необходимости съездить в город за моими вещами аккуратно исчезли из папиного поля зрения.