Луна на дне пруда - Антон Валерьевич Леонтьев
– Привет, брат! – обратился Тацио к Элио. – Вижу, ты добыл нам инвестора?
Улыбнувшись, Васса подошла к большому окну, за которым открывалась панорама горного озера, от которого захватывало дух.
Жизнь в этой благословенной тиши, вдали от шумной цивилизации, но при этом со всеми ее техническими преимуществами, наверняка была не просто дорогая, а крайне дорогая.
Словно прочитав ее мысли (а кто знает, быть может, в самом деле прочитав), Тацио, вернее, голос компьютерного синтезатора, произнес:
– Точную цену моего содержания в этом месте вам может сообщить мой брат. Только он ведь ни за что не поступит это, ведь так?
Элио, усмехнувшись, отвернулся, и Васса поняла: он ведь делал это все исключительно для своего брата!
Тацио же продолжал:
– Ну да, и все эти неблаговидные хакерские делишки он проворачивал, чтобы иметь возможность обеспечить мне должный медицинский уход и уровень комфорта. Не могу утверждать, что не имел об этом понятия и ни малейшего отношения, однако Элио прикладывал все усилия, чтобы в его махинации я замешан не был. Хотя, думается, если бы был, то группу хакеров Zorro, им возглавляемую, до сих пор бы не разоблачили и она бы заработала во много раз больше!
У младшего из близнецов явно было специфическое чувство юмора.
Старший брат ввязался в разговор, заметив:
– Ну ладно, нам ведь и так хватает, братец!
Васса вспомнила страшную, в неблагополучном районе квартирку Элио в Куала-Лумпур. Он отказался от всех благ ради своего больного близнеца.
Тот же, с тихим жужжанием подрулив к Вассе, сообщил:
– Наверное, задаетесь вопросом, я как с вами общаюсь? Увы, по причине неудачной трахеотомии много лет назад я потерял возможность задействовать собственные голосовые связки. Впрочем, к сегодняшнему дню они бы тоже атрофировались по причине моего заболевания. Хотя тот сексуальный баритон, который вы слышите, и принадлежит не мне, но он мне нравится. Если закроете глаза, то можете представить меня голливудским красавцем, а не умирающим калекой…
– Ты не калека! И не умирающий! – заявил резко Элио, поворачиваясь, и Васса заметила у него в уголках глаз слезы.
– Калека. И умирающий. Ты же сам отлично это знаешь, брат. Так вот, я бы мог использовать свои еще неатрофированные конечности для того, чтобы набирать текст, который бы потом голос наговаривал бы вам от моего имени, однако наш разговор тогда бы длился часами, а то и днями и состоял бы из сплошных пауз.
Скорость их общения была абсолютно естественная, и Васса вопросительно посмотрела на Тацио.
– Понимаете, я своего рода киборг. Ну да, знаю, в вашем представлении киборг – это помесь человека и робота, такая идеальная, жутко красивая, неуязвимая машина для убийств из глуповатых боевиков конца восьмидесятых – начала девяностых. Не думаю, что такие киборги будут когда-то изобретены, потому что вложенные инвестиции будут намного превышать пользу от подобного рода бойцов. Но киборг – это человек-машина, и я в самом деле человек-машина, и не потому, что мои жизненные показатели поддерживает это замечательное кресло, в котором я сижу и в котором техники больше, чем в ином космическом аппарате. А потому, что мне в мозг вживлены особые нейродиоды, изобретенные и разработанные мной самим. Ведь чем мне еще заниматься все это время, как не придумывать что-то невозможное? И эти нейродиоды устроены так, что крайне слабый электрический импульс, который генерирует любая мысль, передается в мой бортовой компьютер, как я называю свое волшебное кресло, и специальная программа, мной же написанная, декодирует их, обрабатывает и трансформирует при помощи этого баритона в человеческую речь. Но мысль по большей части образ, порыв, инстинкт. Поэтому мне мысленно приходится формулировать как можно четче те предложения, которые через несколько миллисекунд вы и слышите. Так что, если изволите, я с вами разговариваю, хотя бы и молча, точнее, мысленно. Хотите посмотреть, как это работает?
Васса подошла ближе, и Тацио, вернее, приятный голливудский баритон, который тот выбрал для себя, объяснил ей некоторые технические подробности передачи импульса.
– Но ведь это может принести хорошие деньги! – заявила Васса и с укором посмотрела на Элио. – Тогда бы и промышлять криминалом не пришлось бы…
Вместо него ответил его младший брат:
– Не так просто довести эту технологию до серийного производства, нужен солидный капитал и лучше всего промышленный концерн в качестве партнера. Да и все это будет длиться годами, и никто не гарантирует, что твое же изобретение у тебя не отберут.
Элио же добавил:
– Время. Это бы все длилось многие годы, а нам требовалось эффективное лечение, причем как можно скорее.
– Поэтому вы решили изымать излишки денег у этих самых концернов? – спросила Васса, отнюдь не шокированная, а, скорее, в восхищении.
– Ну, примерно так. Тем более то, что принесло мне плюсы, может принести другим минусы. Это очень индивидуальная терапия, и рисковать, выбрасывая ее на рынок, лишь бы заработать денег, я бы не стал. Кстати, вы же задаетесь вопросом, что же у меня за болезнь?
Васса, заметив, что Элио прохаживается около панорамного окна, не принимая участия в их беседе, но внимательно прислушиваясь к ней, ответила:
– Похоже, как у другого гения, увы, уже умершего. Я имею в виду астрофизика Стивена Хокинга…
Изображение этого знаменитого ученого в инвалидном кресле было ей отлично знакомо, потому что Лис боготворил Хокинга и даже присутствовал на одной из последних публичных встреч с этим ученым, которого в течение нескольких десятилетий, в итоге так и безрезультатно, прочили в нобелевские лауреаты.
– Вы правы, и я рад жутко рад, что меня хотя бы что-то объединяет с ним. Хотя отмечу, что многие его теоретические выкладки во многом носят спекулятивный характер, а кое-что однозначно ошибочно и было уже опровергнуто. Но это отнюдь не умаляет его великих достижений в области популяризации науки.
Васса про себя отметила, что в отличие от Лиса Тацио покойного мистера Хокинга хоть и ценил, но явно не жаловал.
– У меня, как и него, болезнь Лу Герига, более известная как БАС, боковой амиотрофический склероз. Это хроническое и неизлечимое поражение моторных нервов, все начинается с легкого нарушения координации движения, потому что ноги не слушаются вас больше в полной мере, отказа голоса из-за спазмов голосовых связок, с заикания, и заканчивается в итоге полной обездвиженностью и, как финал, смертью от удушья по причине полного отказа мускулатуры, в том числе и легочной.
Элио, ничего не сказав, вышел из комнаты, а Тацио прокомментировал это так:
– Он все не может смириться с данностью, считая,
