Абсолют в моём сердце - Виктория Валентиновна Мальцева
– Это твой парень? – интересуется мужик, проследив мой взгляд.
– Отец! – заявляю гордо.
Мужик немного скукоживается.
К Алексу подходит брат, уперев руки в бока, они о чём-то говорят, пока Эштон продолжает возлежать на кирпичном песке, разглядывая девочек справа. Алёша с разбегу ныряет, профессионально двигаясь размашистым баттерфляем в мою сторону.
– А это кто? – снова интересуется мужик, и на этот раз, у него, кажется, сжалась даже голова!
– А это брат, – елейно отвечаю ему.
– А тот на пляже?
– Который?
– Тот, что лежит.
– А, этот… этот не брат, но и не парень! – честно отвечаю.
Лёшка уже у меня под носом:
– У тебя всё в порядке, сестра? – спрашивает по-русски.
– Конечно, брательник, лучше не бывает!
– Смотри у меня! Если что, я тут, поблизости!
– Ага, я в курсе уже. А не много ли вас с Алексом на одного этого мужичка? – тяну, разглядывая своего кавалера.
– Не много. Захотим и третьего подключим!
– Это вряд ли, у него есть занятия поинтереснее!
– Сонь! – брат подплывает ближе.
–Да?!
– Ты это представление для Эштона что ли устроила? Кончай, давай! Алексу не нравится этот хрен и мне тоже!
– Фу, брат! Я так никогда замуж не выйду из-за тебя!
– Так не за этого же карлика престарелого!!! – у брата, кажется, уже искры из глаз сыплются.
– Не наговаривай! Нормальный он мужчина! Ваши девки на Алекса пялились, а он постарше этого будет!
– То Алекс, а это хрен с горы! Ни рожи, ни кожи! Почувствуй разницу, детка! Он же тебя на раз снять хочет, ежу понятно! А девки были не наши, и мы их отбрили! Так что, давай, сворачивай тут свою флотилию соблазнения!
– Да ну тебя! – мне трудно скрыть обиду.
– Я найду тебе нормального парня, достойного. Не торопись! – голос у брата уже мягче.
– Ловлю на слове…
– Лови, я слов на ветер не бросаю!
Затем моему мужику на испанском:
– Всё мужик, сгинь отсюда, частный пляж – усёк? К девочкам нашим не приближайся, белые буйки не пересекай!
Выбегаю на берег замёрзшая, вода тёплая только у берега, а на глубине тот ещё холодильник.
– Ляг на песок животом, согрейся! Смотри, губы совсем синие, – причитает мама.
– Лучше ко мне иди, Сонь, я так нагрелся на солнце, что сейчас воспламенюсь! – приглашает меня отец.
Я тут же оборачиваю себя вокруг его действительно горячего как печка тела, и он тут же смеётся:
– А-а-а! Ледышка! Холодно, блин!
А мне хорошо! Так хорошо, что словами не описать. Так и сидим с ним в обнимку, охлаждая и согревая друг друга.
Алекс молчит некоторое время, положив подбородок на мою макушку. Потом вдруг выдаёт:
– Соняш, ты как маленький замёрзший котёнок, и так жалко тебя вдруг стало…
У меня от этих слов тут же щиплет в носу – я личность эмоциональная, а отец продолжает:
– А помнишь, в детстве ты всегда изображала из себя кошечку, и повадки все точно копировала, даже молоко лакала из миски, – смеётся. – Такая мурлыка была!
– Помню. А мама ругала меня…
Маман тут же оправдывается:
– Это когда тебе шестой год уже пошёл, а ты всё кошкой на четвереньках по полу бегала, я уж думала у тебя того… сдвиг в умственном развитии! Какая мать так не подумает?
– Мне просто нравилось быть кошкой!
– Да, и чесать левой ногой за ухом! – теперь и мама смеётся.
– Ну видишь, Лер, я же тебе тогда говорил, что это просто образ такой! Зря ты ломала ребёнку кайф! У моей девочки в глазах всегда незаурядный ум светился, разве этого мало?!
– Ну да, ну да! Тебе только волю дай, ты им всё позволишь!
– Не преувеличивай, Лерусь. Далеко не всё!
Отец целует мою макушку и проводит ладонью по голове, точно так же, как гладил в детстве кошечку Соню, и только в этот момент я вдруг замечаю взгляд Эштона – острое ядовитое лезвие. Меня словно из жаркой Испании в одно мгновение переместили на холодный Северный полюс, прямо так, в купальнике, с мокрой головой, и даже не выдали полотенца. Одно единственное за день столкновение взглядами, и в душе у меня зияет ядерная воронка. Вот как? Как он так делает? А главное, зачем? И почему?
Глава 18. Медицина
Вечером мы всем составом отправляемся в фешенебельный ресторан на берегу. Столики мама с отцом заказывали заранее и с большим надрывом, поэтому никаких горок, тиров, ночных прогулок на Феррари с целью подцепить развлечение на ночь для некоторых, магазинов и прочей ерунды не предвидится – все до единого обязаны присутствовать на семейном ужине.
Обычный ужин, обычная ресторанная еда. Паэлья – не самая лучшая, как всегда слава портит заведение – общий вывод отца и матери, специалистов в этом вопросе. Они много путешествуют вдвоём, объездили уже весь мир, но Европа, а особенно Испания – их любимое направление.
Им, как и всегда, мало друг друга, поэтому, оставив нас расправляться с десертом и развлекать друг друга, они удаляются на берег, чтобы побыть наедине. Никто из нас не станет им мешать: каждый знает, что нас слишком много и слишком мало у них времени, которое они привыкли уделять друг другу. Поэтому мы без лишних нареканий остаёмся, лениво поддерживаем ничего не значащую беседу – все уже приелись друг другу до изнеможения и давным-давно хотят по домам. Кроме меня, конечно. Ведь даже если я и не смотрю на него, не говорю с ним, я всё равно живу им. Просто живу…
Внезапно суету, шум непрекращающихся бесед, переливы тональности смеха отдыхающих, разрезает нечеловеческий женский вопль. Резко обрывается, затем запускается вновь – кто-то рыдает в истерике, но это не обычный плач, каждый мой нерв отзывается на раздражающий звук бездной отчаяния и безысходности, необъятной боли и страха, именно страха!
Моё бедное сердце готово разорваться изнутри, но я протискиваюсь сквозь толпу, чтобы узнать, что произошло?
И вижу: не произошло, а продолжает происходить! На полу холла, окружённая кольцом людей, сидит женщина, в её руках неестественно красный, почти уже синий мальчик, лет трёх, пытается дышать, совершая судорожные движения ртом. В следующее же мгновение рядом с женщиной оказывается и мужчина, хватает ребёнка за горло одной своей рукой, а пальцами второй пытается проникнуть внутрь с вполне очевидной целью – вытащить то, что там застряло.
– Что вы делаете?! Вы убьёте его этим! Отойдите! –
