Вкус ранней клубники - Лариса Олеговна Шкатула
Он открыл дверь палаты и сказал, точно мяч бросил в неё:
– Решетняк, к вам приехала жена!
Мой муж лежал на какой-то странно кровати с рычагами, которые, видимо, не только регулировали её по высоте, но и давали возможность перемещать больного с минимумом неудобств для него.
Поскольку мне не приходилось быть в больнице лет десять, я приятно удивилась тому, как может оснащаться сельская медицина.
Не то, чтобы я думала только о такой вот ерунде, глядя на бледного, заросшего щетиной мужа – он всегда брился до синевы – просто такие мысли промелькнули у меня в голове, наверное, для того, чтобы смягчить шок, который я испытала при виде любимого мужа.
Правда, я отчего-то представляла себе его опутанным всевозможными проводами, как в американских фильмах, но к его раненой руке вел лишь тонкий проводок стоящей у кровати капельницы.
– Но это вовсе не моя… – удивленно пробормотал Артём.
Я обернулась на дверь как раз в тот момент, когда её с обратной стороны закрывал ухмыляющийся главврач.
– И совсем не обязательно сообщать об этом всему свету! – строго сказала я своим обычным голосом.
– О, боже! – вырвалось у моего бедного мужа.
– Анекдот по случаю, – весело продолжала я. – Налогового инспектора спросили, как к нему обращаться. "Не знаю, – пожал он плечами, – но когда я куда-то прихожу, все говорят: "О, боже!" Выходит, и обо мне тоже… Здравствуй, дорогой!
Я поцеловала мужа в колючую щеку. Сердце мое от волнения опять зачастило: господи, как же сильно я его люблю!
– Где ты так долго пропадала? – сварливо поинтересовался Артем. – И что за молодежные тряпки на тебе надеты?
– На современном языке это называется не тряпки, а прикид. Я решила всё время носить его, потому что теперь ко мне пристают двадцатилетние мальчики.
– Тебе же двадцать девять лет!
– Стыдно напоминать женщине о её возрасте! – капризно протянула я своим уже освоенным "юным" голосом". – Ей столько лет, на сколько она выглядит… Ладно, Отелло, уже нахохлился, не понимаешь, что это масхалат! Не обращай внимания… Как ты себя чувствуешь, любимый?
– Что значит, не обращай внимания?! Ты же похожа на девочку-студентку, а не на мать двоих детей!.. Кстати, я уже и забыл, что у тебя такие потрясающие ноги!
– Понятное дело, – я не удержалась, чтобы его не кольнуть. – Небось, у Зины ноги – с моими не сравнить!
– У какой Зины? – изумился Артем. – Послушай, ты же второй раз называешь это имя!
Тьфу ты, я же её сама придумала. Блондинку по имени Зина. Ну, не смешно ли? Давала ведь себе слово, больше никогда не вспоминать о словах Артёма насчет его измен… Во множественном числе? Нет, это невыносимо!
– Что с тобой происходит? – продолжал допытываться муж, следя за переменами в моем лице.
– Ничего! – меня уже было не удержать даже мне самой. – Это все из-за твоих девок!
– Моих девок? Ты имеешь в виду здешних медсестер? Тех, что подают мне утку?
– Тех девок, с которыми ты мне изменял!
Удивление в его глазах сменилось облегчением.
– Фу, а я уже стал думать бог знает, что! Не иначе, у супруги крыша поехала. И ведь жалко. Тогда получается, мне одному детей на ноги поднимать.
– Прости! – повинилась я. – Но кто тебя тянул за язык признаваться в том, что ты мне изменял. Вон Танькин бывший, помнишь, как говорил? Пока меня за ноги с бабы не стянут, ни за что не признаюсь!
– Я не понял, ты приехала проведать тяжелораненого мужа или упрекать его в супружеской неверности?
– Во-первых, никакой ты не тяжелораненый. Пулю извлекли из мягких тканей. Просто крови много потерял…
– Просто! Конечно, когда не своё…
Я опять бросилась к мужу.
– Как же не своё! Ещё какое своё! Темушка, родной, если бы ты знал, как я к тебе рвалась. Но пока рассчиталась с совхозом, пока навестила Лилию и отдала деньги ей…
– Что, ты рассчиталась с совхозом?
– А что, не надо было?
– Малыш, неужели тебе удалось обмануть этих волков?
– Вроде бы, – несколько смутилась я, услышав, сколько восторга в голосе Артёма. Он смотрел на меня с нежностью, в лучах которой я готова была греться вечно. – Знаешь, для дела, когда мы с тобой приехали сюда, мне даже пришлось от тебя отречься. Сказать, что я просто попутчица. Иначе, меня бы оставили здесь. Есть тут один мент – Лев Гаврилыч Могильный – так он непременно хотел со мной поговорить.
– Ты что же, вроде, от милиции скрываешься? – обеспокоился Артем.
– Теперь уже нет. С долгами я рассчиталась. Если же у нас отберут наши деньги, всё равно с голоду не умрём.
– Чего это их должны отбирать? – возмутился муж.
– Это я так, к примеру.
– А это твое мини – сжечь! – проговорил он вроде ни с того, ни с сего.
– Да ты знаешь, сколько оно стоит? Ты столько не зарабатываешь.
– Гражданка Решетняк, не хамите мужу.
– Не опережай события, – невесело пошутила я, – чувствую, мне ещё предстоит терпеть такое обращение. В смысле – гражданка.
– Тогда мне нельзя здесь залеживаться! – Артем даже попытался встать.
– Лежи, горе моё! Ничего криминального, говорят, за мной нет. У Таньки милиционер знакомый, он узнавал…
Муж с подозрением посмотрел на меня.
– Белка, что ты успела натворить? Рассказывай всё, как было, и не вздумай утаивать под предлогом, что меня нельзя волновать.
Я подтащила стул, на котором сидела, ближе к кровати и легонько прижалась к здоровому Тёмкиному плечу, чтобы в четвертый раз живописать произошедшие со мной события. С той лишь разницей, что рассказывать пришлось не обо всём, потому что Артём сам был очевидцем многих событий.
– Тебя санитарки перед тем на носилки положили и унесли, а я взглянула в окно – мамочки, они уже к крыльцу подходят!..
Кажется, он облегченно вздохнул лишь тогда, когда я рассказала об аварии, происшедшей на виадуке.
– А я ещё удивился, что они на этой девятке, по твоим словам, мчались, как на пожар. Я же их прицепом так саданул! Небось, и кузов треснул. На такой машине куда-то ехать… На что только не идут люди ради денег!
– Может, не только ради денег, – задумчиво проговорила я. – Говорили, Рафик этот больно самолюбивый. А согласиться с тем, что его перехитрила женщина, было, по-видимому, выше его сил…
– А в итоге – четыре трупа!
Я не стала уточнять, что, возможно, и пять. Мне самой не хотелось так думать.
– Если бы ты знала, каких кошмаров насмотрелся я в своих наркозных видениях. До сих пор не верится, что ты жива… Все рассказала? Давай, выкладывай, во мне уже достаточно физраствора, чтобы перенести без риска для здоровья любое сообщение.
Он вроде посмеивался, но ждал недосказанного. Так было всегда – я и прежде никогда не могла обмануть Артёма, что-то утаить от него. Правда, он не знает, сколько этого недосказанного теперь.
Например, я ничего не стала говорить ему о планах Лилии поехать в тот самый
