Наталия Неткачева - Фабрика звёздной пыли (СИ)

— Ну, наконец-то! Ангелина, где ты была до сих пор? Только не говори, что на работе! И вообще, что это за работа такая? Почему я о ней ничего не знаю? И что это за странный мужчина к тебе сегодня приходил?

Ангелина не спеша отложила сумочку и села в кресло напротив. Она успела настроиться и морально была готова к малоприятному, но, увы, неизбежному разговору.

— Отвечаю по порядку: работать я закончила в восемь, а потом просто гуляла, это ведь не запрещено! На работу устроилась совсем недавно, к тому же меня взяли с испытательным сроком, поэтому ничего не сказала — вдруг завтра меня уволят! А мужчина, который сегодня приходил — мой начальник, точнее один из них.

— И сколько их всего?!

— Двое, — Ангелина прикинула, что Алик, скорее, приятель и в список командного состава решила его не вносить.

— Второй — тоже мужчина? — насторожилась тётя.

— Э… да, но не волнуйся — он выглядит лучше первого.

— Они женаты, эти твои начальники?

— Э… не знаю, не интересовалась.

— Я не заметила кольца, у того, что приходил.

Ангелину восхитила подобная наблюдательность.

— Тётя, ну ты прямо мисс Марпл — всё замечаешь, а я вот даже внимания не обратила. Да и некогда, я там курьером числюсь — в офисе сидеть не приходится. А насчёт мужчин можешь не переживать, я не для того на работу устроилась, чтобы начальников клеить.

— А для чего?

— Деньги нужны, — девушка без труда выдержала испытывающий взгляд серо-голубых глаз Анны Константиновны, ведь это была правда. Ох, как было бы здорово на этом остановиться, но, увы…

— Разве тебе не достаточно, того, что присылает отец? К тому же ты неплохо зарабатываешь преподаванием. Если этого мало нужно просто взять больше учеников. Я так всегда делала.

— И что в итоге? — опустив глаза, тихо спросила племянница.

— Что?

— Разве ты много зарабатываешь? А мне нужна большая сумма!

— Вот как? — женщина поджала губы, обиженная намёком на своё финансовое положение. — И зачем?

Вот он — момент истины! Ангелина невольно зажмурилась, она уже приняла решение — не лгать. В конце концов, она не сделала ничего плохого, всего лишь осмелилась принять решения сама за себя и сделать то, чего действительно хотела.

— Может, расскажешь, зачем тебе столько денег? — требовательно повторила тётя.

И она рассказала. Всё — и про конкурс, и про поездку.

Анна Константиновна слушала молча, не ругала, не перебивала, не возмущалась, лишь с грустью поглядывала на раскрасневшееся от волнения лицо племянницы и задумчиво качала головой. Эх, мечты, мечты…. В таком возрасте они бывают у всех.

И у неё когда-то были, а потом пришла, нет, налетела, сбила с ног и закружила в сумасшедшем вальсе страсти та самая первая любовь, о которой столько спето и сказано. Яркая вспышка в её скучной размеренной юной жизни. Мгновенная вспышка и мощнейший взрыв, отголоски которого слышны до сих пор…

В этом взрыве тогда погибло всё — мечты, надежды, иллюзии, детская вера в любовь, а главное, робкая только зародившаяся уверенность в себе как в женщине. Осталась лишь тупая ноющая боль где-то под сердцем, да двое детей, которых предал родной отец. Господи, как больно! И зачем только она об этом вспомнила. Женщина украдкой смахнула слезинку, не решаясь посмотреть на племянницу, которая горячо и взволнованно продолжала доказывать свою теорему успеха: теорему упрямых, окрылённых надеждой и молодых, слишком молодых людей.

Жизнь и мечты — это параллельные прямые, которые никогда не пересекаются! Чем раньше Ангелина это поймёт, тем лучше для неё. Ведь даже когда жизнь делает вид, что мечты сбываются, ты всё равно остаёшься в проигрыше, так как она обязательно предъявит счёт с процентами и конфискацией самого дорогого. Увы, иногда боль поражения не идёт ни в какое сравнение с горечью победы. Впрочем, второе Ангелине не грозит…

— Тётя, почему ты молчишь? — удивлённая девушка тронула за плечо смотрящую куда-то сквозь неё женщину, она приготовилась к отпору, но его не последовало.

— Сегодня звонил отец, — тихо сказала Анна Константиновна, продолжая смотреть в одну точку. — Он велел подготовить твои документы: в июне ты снова поступаешь в Медакадемию, точнее уже поступила, осталось соблюсти формальности.

К этому Ангелина готова не была, она надеялась, что отец раз и навсегда забыл об этой затее и вдруг такие новости!

— Как он мог?! Даже не спросил меня! Ведь это моя жизнь, ты понимаешь, моя?! — возмутилась девушка, дрожащим от обиды голосом. — Я не хочу быть врачом, не хочу и не буду!

Анна Константиновна устало вздохнула:

— Ты ведь знаешь своего отца: он принял решение и ничего с этим не поделаешь.

— Я тоже приняла решение — хочу стать певицей и на конкурс поеду! В конце концов, мне не пятнадцать, я — совершеннолетняя и буду поступать так, как считаю нужным! Так ему и скажи!

Ангелина упрямо тряхнула длинными волосами и хотела уйти в свою комнату, но следующие слова тёти буквально пригвоздили её к полу, подействовав как отрезвляющий ледяной душ.

— Ты сможешь сказать ему это сама. Он собирается приехать в отпуск, чтобы лично проконтролировать процесс твоего поступления.

Девушка побледнела и ухватилась за дверь, почувствовав, как комната закружилась перед глазами — удар оказался слишком сильным и неожиданным.

— Как же так?! Что же теперь будет? — беспомощно пробормотала она, кожей ощущая как, словно карточный домик, рушатся все её надежды.

Тётя отвернулась, не выдержав взгляда племянницы. Она слишком хорошо знала своего брата, слова «гвозди бы делать из этих людей — крепче бы не было в мире гвоздей» — это про него. И хотя дочь унаследовала железобетонное упрямство Сергея, в этой борьбе ей не выстоять, а компромисс здесь вряд ли возможен. Ох, уж, эта вечная ролевая игра «Отцы и дети», ничего-то в ней не меняется и пропасть разделяющая интересы двух поколений — всё та же!

— Ты уже и сама всё поняла. Будет так, как сказал отец. Ни на какой конкурс он тебя, разумеется, не отпустит и вообще при нём об этом лучше не упоминать.

— Это мы ещё посмотрим! — в тихом голосе поникшей Ангелины вдруг отчётливо послышались нотки вызова.

Она гордо выпрямилась и твёрдым шагом направилась к дверям своей комнаты. И только оставшись в полном одиночестве, уткнулась в тёплую мохнатую шевелюру потрёпанного плюшевого медведя — друга детства и беззвучно заплакала от обиды и бессилия.

Анна Константиновна ещё несколько минут стояла под её дверью, прислушиваясь к сдавленным всхлипываниям, и боролась с желанием войти, обнять, утешить девочку, которую вырастила и полюбила как родную дочь. Вот только утешать было нечем, лучше пусть проститься с иллюзиями прямо сейчас, всё равно Сергей поступит по-своему. Не стоит даже надеяться его переубедить. Генерал-майор Романов никогда не меняет своих решений!