Юлия Николаева - Танцуя на острие ножа

— Ничего, скоро я получу остальные деньги и свинчу отсюда на время.

— А прописка…

— Паспорт подделка, — хмыкнул он.

— То есть все, что я о тебе знаю, это имя.

— Я о тебе и того не знаю, — рассмеялся он, я только усмехнулась в ответ.

Сообщение пришло ближе к вечеру.

— Пусть девчонка одна принесет чемодан сегодня в восемь на место смерти, она поймет, — я прочитала и сцепила зубы.

Теперь у меня не оставалось сомнений в том, что все затеял Марк. Только он мог написать подобное сообщение. Но меня вдруг испугало другое: я представила, что снова окажусь там, в маленькой комнате заброшенного завода, где за несколько часов потеряла все, включая смысл жизни.

— Я не пойду, — покачала я головой, отстраняясь. Стало тяжело дышать, Денис подхватил меня и аккуратно опустил на диван, сам присел на корточки возле.

— Ты в порядке? — спросил он, когда я стала приходить в себя.

— Да, — кивнула я.

— Что это за место?

— Неважно. Я пойду туда одна.

— Я не отпущу тебя, — нахмурился Денис, но я снова покачала головой.

— Уверена, он сообщит тебе о том, что не стоит так поступать.

— Ты знаешь, кто он?

— Догадываюсь.

— Это не опасно?

Я пожала плечами и снова вспомнила свои же мысли о том, что Марк всегда избавляется от всех свидетелей.

"Он не сможет, не сможет", — забилось в мозгу, и я сжала рот рукой, чтобы не заплакать.

— Да что же такое, — растерялся Денис, сбегал в кухню и принес мне воды. Я выпила ее, держа стакан трясущимися руками.

— Который час? — спросила его.

— Половина седьмого.

— Отлично, — я поднялась и пошла в прихожую одеваться. Денис смотрел на меня растерянно и даже как-то беспомощно.

— Такое ощущение, что ты идешь на смерть, — сказал он, я только усмехнулась.

— Дай чемодан.

Он принес чемодан, протянул мне и сказал неуверенно:

— Тебе необязательно идти. Пусть лучше убьют этого парня, я убью, если надо.

— Не говори этого больше никогда, — сказала я, строго глядя на него, и открыла дверь.

— Мы еще увидимся? — спросил он, я снова пожала плечами.

— Посмотрим.

Денис провожал меня взглядом, пока не закрылись двери лифта. Только после этого я нашла в себе силы глубоко выдохнуть и прижаться к стене. Слезы сами покатились по щекам. Я вышла во двор, обошла дом и направилась к остановке. Здесь Марк когда-то посадил меня на маршрутку, которая увезла меня к заводу. Я глубоко выдохнула и стала ждать.

Через полчаса я твердо вышагивала по тропинке, искренне радуясь, что зима хоть как-то изменила окружение вокруг, и оно не давит на меня со страшной силой. Однако стоило вдали мелькнуть черному зданию завода, как я остановилась, не решаясь идти дальше. Представила, что Марк видит меня сейчас и, наверняка, усмехается. Тряхнув головой, я пошла, ноги подкашивались, дыхание сбивалось, но спустя десять минут я стояла возле проема, служившего когда-то входом.

— Давай, — сказала сама себе, — пришла, так заходи.

Я усмехнулась и осторожно ступила внутрь. Под ногами захрустела помесь снега, кирпичной крошки и битого стекла. Я не боялась встретить здесь бомжей или детишек, будучи уверенной, что Марк обо всем позаботился. Но здесь были куда более страшные вещи — это дух прошлого, витавший, сколько бы лет ни прошло. Я тихо шла по коридору, глядя вперед. На улице уже достаточно стемнело, и в здании царила полутьма. Я дошла до комнаты, но прежде чем завернуть в проем, немного постояла у стены. Потом сделала шаг и повернулась ко входу. Комната была пуста, лишь над проемом, бывшим когда-то окном болталась на ветру веревка, к которой было что-то привязано. Я прошла внутрь, стараясь не смотреть по сторонам, поставила чемодан в угол и подошла к проему окна, с трудом различия в сумерках лист бумаги, свернутый в трубочку. Я отвязала его от веревки и развернула. Чтобы прочитать написанное, пришлось включить телефон.

"Банк "Александровский", — гласила записка, — 696-я ячейка на твое имя".

Больше не было ни слова. А я стояла не в силах уйти и смотрела в темноту через проем окна. Глотала слезы, не замечая, как комкаю листок в руках, как впиваюсь ногтями в замерзшие ладони. Не знаю, сколько прошло времени, когда я вернулась в город, было уже совсем темно. Идти к Денису не хотелось, снимать номер в гостинице было опасно, меня могли по нему вычислить. Я шаталась по городу, натянув шапку и закутавшись в шарф. В какой-то момент вдруг села на маршрутку и отправилась к родительскому дому. В окне кухни горел свет, в комнате включен телевизор. Сердце сжалось, и мне снова захотелось плакать. Я крепилась, не замечая, как слезы катятся по щекам. Господи, да за что же мне все это? Все в моей жизни стало таким: рядом, но бесконечно далеко. Чего было проще: подняться и позвонить в дверь. От мысли, что я могу прямо сейчас увидеть маму с отцом, я разревелась еще больше. Я знала, что не имею права идти к ним. Что будет дальше? Мне все равно придется уехать, а знание того, что я жива, может быть опасным для них. Никто не должен даже подумать о связи Ивановой Ани с семьей Ленц. Никогда. А значит, я никогда не увижусь с ними. Предательски подумалось, что можно дождаться утра, они выйдут из дома, и я просто на них посмотрю…

"Уходи, — безжалостно сказал внутренний голос, — лучше этого ты ничего не сможешь сделать сейчас".

И я пошла, растирая слезы, выползла на дорогу, увидела телефон-автомат. Ларек с карточками был у остановки. Я все-таки не выдержала и, купив карточку, направилась к телефону. Набрала по памяти номер и стала слушать гудки. Трубку сняли после пятого, и тут же раздался голос отца:

— Слушаю, — сказал он, и я закусила губы, не в силах сдерживать слезы. — Алло! Вас не слышно, перезвоните.

Пошли частые гудки, но я повесила трубку далеко не сразу. Папин голос звучал в ушах, и я чувствовала в нем боль и одиночество, которые тут же начали съедать меня изнутри. Наверное, потеряв меня тогда, родители так и не смогли смириться. Я была единственным долгожданным ребенком, их маленьким чудом, как они меня называли. И что в итоге?

Я повесила трубку и стремительно зашагал прочь, запрещая себе думать о чем бы то ни было. Приехала в центр и продолжила шатания. К счастью, кинотеатр работал до трех ночи, и я проспала несколько сеансов на последнем ряду. После трех таскалась по городу, заглядывая в ночные заведения, и пила кофе. К девяти утра я окончательно осатанела от холода и кофе, но, к счастью, банк открывался в это время. Выждав для приличия еще полчаса в соседней кофейне и приведя себя в туалете в более-менее приличный вид, я отправилась в банк. Мне выдали номерок и велели ждать очереди, которая, несмотря на ранее время, присутствовала. Наконец, меня вызвали к окошку, где сидел молодой человек.