Татьяна Устинова - Развод и девичья фамилия

– Не помню, – ответил Сергей. Он и вправду не помнил. – Так вот, эта Мася лаяла, как бешеная. Как раз после восьми часов. Мне хозяева сказали. Еще они сказали, что у нее маразм, и она, бывает, просто так брешет, но я уверен, что вчера она не просто так брехала. Не может быть, чтобы она впала в маразм, как раз когда на лестнице… убивали Костика. Был кто-то чужой, Кира. И Мася его чувствовала.

– Но если ты говоришь, что Марья Семеновна… – начала Кира растерянно.

– Я не сыщик из сериала! – возмутился он потихоньку, чтобы не разбудить Тима. – Я сам ничего не понимаю! Есть два события, и я не знаю, имеют ли они отношение друг к другу!

– Какие… два события?

– Первое – твои бумаги в Малаховке и попытка их украсть. Второе – смерть Костика и опять твои бумаги, только у него в портфеле.

– Не бумаги, а бумага. Полстранички.

– Хорошо, полстранички. Кто знал о статье про детективы, о том, что ты пишешь от руки, о том, что рукопись у тебя на даче? Батурин, сам Костик, две эти барышни…

– Верочка Лещенко и Аллочка Зубова, – подсказала Кира, – и еще Магда Израилевна, Стас, Катя Зайцева…

– Стоп, – приказал Сергей. Кире показалось, что он вполне вошел в роль сериального сыщика, зря прибедняется, – при чем тут Магда Израилевна и Катя?

– При том, что они тоже знали, что я пишу про детективы…

– И знали, что именно на даче? – язвительно спросил Сергей. – И знали, что рукопись осталась в Малаховке, когда детективы заменили на художника, который помер?

– Сереж, при чем здесь вообще эта рукопись, если она осталась нетронутой?! Ты сам сказал, что искали явно не ее!

– Сегодня – нет, не ее. Но, черт возьми, неужели непонятно, что кто-то когда-то должен был видеть твою рукопись, читать ее, знать, о чем она, и вытащить из нее те самые полстранички! Кто и когда мог вытащить, если рукопись не уезжала из Малаховки, и даже твой Батурин получил ее по факсу?! Только тот, кто был у тебя тогда! То есть Леня Шмыгун, Верочка, Аллочка, Валентина и Батурин, который не заходил и которого никто не видел, кроме соседа!

Кира смотрела на него, и вид у нее был растерянный, как у Тима, когда Сергей пытался объяснять ему алгебру, а он очень старался понять и не понимал.

– Зачем приезжал Батурин? Почему он так с тобой и не поговорил, а постоял, покурил и уехал? А Валентина? Если она вытащила эти полстранички, значит, она застрелила Костика?! Она его едва знала! Два раза в жизни видела! Или мы чего-то про нее не знаем?! А Леночка с Машенькой?

– Аллочка с Верочкой.

– Да. Две молодые журналистки. Кому-то из них понадобилось пристрелить шефа?! Почему? Зачем? Более или менее похожий на правду мотив есть только у Батурина, который приезжал и не заходил.

– Какой мотив?

– Должность.

– Это не мотив.

– Мотив. Ты сама говорила, что он никогда не стал бы главным, если бы не…

– Он стал бы главным в любом другом журнале. Мы бы от этого только проиграли. Батурин – это танк, Сереж. Боевая машина. Бронетранспортер. Его не остановить. Я даже Николаеву сегодня сказала, что никто лучше Гриши…

– Может, ему не хотелось в другом, или нужно было непременно в этом. Ты же ничего про его не знаешь, правильно?

Кира посмотрела на мужа. То есть на бывшего мужа.

Она знала о Григории Батурине много, гораздо больше, чем знал Костик, и, уж конечно, больше, чем Сергей, только теперь непонятно, какой знак нужно поставить перед этими знаниями – плюс или минус.

Сергей залпом допил остывший кофе из кружки с надписью «Серый волк, зубами щелк!». Когда-то Киру развлекало, что он – «Серый волк».

Теперь-то он, конечно, никакой не «Серый волк». Теперь он чужой человек.

– Это то, что касается, так сказать, редакционной части вопроса. Теперь что касается местной.

Прямо из-под крана он налил в чайник воды и плюхнул его на подставку. Из носика плеснуло, потекло по сверкающему круглому боку – теперь высохнет, останутся гнусные белые потеки, которые Кира терпеть не могла.

– Местная часть вопроса тоже полна странностей и неожиданностей. Значит, мы установили, что никаких чужих в подъезде не было, по крайней мере, их никто не видел. Даже Марья Семеновна. Тем не менее с Масей случился истерический припадок, а соседская дверь, как всем нам хорошо известно, расположена прямо напротив нашей двери. Скажи мне, пожалуйста, она твоего… на козлину она лает?

– Сереж, прекрати.

– Я веду расследование, – четко выговорил он. – Лает или не лает?

– Я не знаю, – холодно ответила Кира, понимая, что, раз муж «завелся», остается только ждать, когда «завод» кончится.

– Вспомни.

– Да нет, пожалуй, не лает. Она сначала лаяла, а потом перестала.

– Привыкла, значит, – констатировал Сергей. – Хорошо. Человек, который выстрелил, точно знал, что выстрела никто не услышит, потому что наверху у нас ремонт. Опять получается, что это кто-то из своих, местного разлива. Всех своих Мася знает и на них не лает. Даже на твоего козлину. Значит, был чужой. Откуда чужой знал про ремонт?

– О господи, – пробормотала Кира.

– Вот именно, – согласился Сергей. Зачем-то взял у нее из пачки сигарету, неумело поджег, как пятиклассник, сунул в рот, выдохнул длинный конус белого дыма и сморщился от отвращения.

– Дай сюда.

Он сунул ей сигарету. Он прикурил ее просто так, чтобы отвлечь бывшую жену. Она послушно отвлеклась – посмотрела на него, некурящего, с высокомерной жалостью и шикарно затянулась.

– Зачем Данила сказал мне, что не был дома, а на самом деле был? Как они могли быть связаны – Костик и Данила?

– Никак не могли.

– Почему?

Кира подумала немного:

– Ни почему. Не могли, и все тут. Я этого Данилу едва знаю, а уж Костик-то…

– Кира, это ничего не значит. Слушай, – вдруг вспомнил он, – сколько времени?

– Девять.

– Мне нужно поговорить с его женой.

– Чьей?! – изумилась Кира.

– С женой Данилы. Он заявил мне, что она целыми днями дома и что у нее глаз-алмаз. Я пойду. Поговорю.

– Хватит позорить меня перед соседями! – крикнула Кира, и глаза у нее совершенно неожиданно налились слезами. Она редко плакала и не любила слезы, и никогда не пользовалась ими, как стратегическим женским оружием, а тут вдруг второй раз за вечер!..

– Я тебя не позорю, – отрезал Сергей, – я пытаюсь спасти тебя от тюрьмы.

– Иди ты к черту, – пробормотала Кира.

– Я вернусь через полчаса, – пообещал он, как будто был не бывшим, а настоящим мужем.

И ушел.

Джинсовый комбинезон не скрывал, а подчеркивал круглый аккуратный живот. Сергей был уверен, что жена хоккеиста Пухова и не стремится его скрывать, а, наоборот, гордится им и даже несколько выставляет напоказ.