Александра Авророва - Отстрел непуганых мужчин

— Все-таки заболела! Этому Казанове морду надо набить, вот что! Не мальчик же, видел, с кем имеет дело!

— Во-первых, не заболела, — возразила я, — а во-вторых, он тут не при чем.

И я рассказала подруге о происшедшем. Она слушала молча, не перебивая, а в конце резюмировала:

— Одно слава богу — я знаю, ты и вправду плаваешь, как рыба. А то хороша б я была, отчитываясь перед твоими родителями в твоей смерти!

Я засмеялась:

— Придумаешь! Не умея плавать, я бы в воду не бросилась.

— Уверена? — скептически хмыкнула Бэби. — А я не очень. Вот что, тебе надо хорошенько дерябнуть водки, а то простудишься. Кофе тут явно недостаточно.

Через пять минут она вернулась с бутылкой, и я дерябнула. Стало тепло, даже жарко.

— Знаешь, — радостно заявила я заплетающимся языком, — ты можешь вычеркнуть из своего списка еще и Лиду. Так что теперь там на одного человека меньше!

— Я что, должна вычеркивать всех, кто сумеет тебе чем-нибудь понравиться? — съязвила моя подруга. — Больно жирно им будет!

Я возмутилась:

— И вовсе не всех! Вот, например, про Арсения я честно ответила, что вычеркивать его пока не за что. Хоть он и сумел мне понравиться. А Лида не убивала. Я это твердо знаю, понимаешь? Я знаю наверняка. И если б ты слышала, как она говорила со мной о смерти Петра Михайловича, ты бы мне сразу поверила. Она его не убивала и понятия не имеет о том, кто это сделал. Точно.

— В общем-то, похоже, — согласилась Бэби. — Я так поняла, что она надеялась-таки в дальнейшем прибрать его к рукам, так что смерть его ей была невыгодна. А Лешина и вовсе ни к чему. Слушай, повтори-ка мне последний кусок как можно ближе к тексту! Ну, тот, где говорится о Петре Михайловиче и о Леше.

Я сосредоточилась и повторила:

— Для мужика Петя был неплох. Порядочный, только непутевый. Угораздило его так нелепо погибнуть! Леша больше соответствует подобной смерти, а Петя и по тропинке-то этой не ходил никогда, всегда шел в обход, по освещенной части. А тут я его напугала, поторопилась, вот он и сбежал в ужасе, не разбирая дороги.

Бэби сдвинула брови, ловя каждое слово, а потом глаза ее просияли, лицо похорошело неимоверно, и она вскричала, подскочив от восторга на кровати:

— Дошло! До меня дошло, наконец! Олька, я поняла! Я поняла, представляешь?

Она вся лучилась счастьем, и я тоже засмеялась.

— Так что до тебя дошло? Расскажи!

— Понимаешь, меня все время смущал один момент. А именно, как связать между собою два убийства. Разумеется, мы придумали связь — мол, Леша узнал нечто про смерть Петра Михайловича, и преступник за это его прикончил. Но в глубине души эта версия не вполне меня устраивала. По всему выходило, что именно Леша должен быть главной фигурой. По всем нашим рассуждениям получалось — вот если б убили Лешу, был бы мотив, а за что Петра Михайловича? Я начала сочинять всякие натяжки. Петра Михайловича убили для тренировки? Глупо. Для отвода глаз? Опасно. Его смертью воспользовался другой человек, чтобы под шумок прикончить тем же способом Лешу? Маловероятно. Хоть так, хоть этак — ну, все мне не нравилось. А теперь до меня дошло. Петра Михайловича убили по ошибке!

— Как — по ошибке?

— Очень просто! Удивляюсь, что я этого раньше не поняла. Его перепутали с Лешей, вот и все. А потом уже убили правильно, самого Лешу.

— Но… но они совершенно непохожи!

— Это они по характеру непохожи, балда! А внешне ты сама их перепутала, ведь так? Вспомни! В вечер убийства Леши ты в темноте приняла его за Петра Михайловича! Еще перепугалась до полусмерти! Идет толстоватый невысокий мужик, сильно размахивает руками, лысина светится… У меня так и вертелась какая-то мысль, когда ты мне про это рассказывала, но я ведь дубина стоеросовая, вот я кто! И только теперь, когда Лида сказала, что Петр Михайлович никогда не ходил по этой темной тропинке, меня озарило. Убийца ждал Лешу на его обычном месте, а тот загулял с Ирочкой и не пришел. Кто б мог подобное предположить — ведь Леша явно ухлестывал за тобой! Этот тип увидел похожую фигуру и преспокойно ткнул ножом. Представляю его удивление, когда ошибка разъяснилась. Но он оказался настойчивым и повторил попытку — на сей раз более удачно. Кстати, Леша ведь что-то заподозрил. Помнишь, он напоследок тебе говорил… мол, не верит, что Петра Михайловича убили местные, а есть у него одна мысль. К сожалению, он тебе ее не сообщил. А если б сообщил, мы с тобой не потеряли бы столько времени впустую. Не знаю, что думаешь ты, но у меня теперь сходится все. Как в аптеке.

— Да, — вздохнула я, — Петр Михайлович действительно похож на человека, которого могут убить по ошибке. Лида сказала, он непутевый. Ужасно, да?

Я почему-то сразу Бэби поверила. Я не умею, как она, логически мыслить, но ее озарение согласовывалось с чем-то внутри меня. Главной фигурой был Леша. Убить хотели именно Лешу. А бедный Петр Михайлович… бедный Петр Михайлович — случайная жертва. Жертва обстоятельств. И мне стало обидно за него вдвойне!

То ли от обиды, то ли за компанию с Бэби, но меня вдруг тоже озарило.

— Слушай, — мрачно выдавила я, — а я вспомнила, что говорил Юрий Андреевич. Ну, когда мы нашли тело. То есть тела. Помнишь, я знала, что он говорил что-то странное, но вспомнить не могла.

— Ну! — поощрила Бэби. — У нас даже в списке про это написано.

— Когда… когда убили Петра Михайловича… Юрий Андреевич наклонился над ним и с удивлением произнес: «Это Петя». А когда убили Лешу, он… он тоже стал рассматривать тело и пробормотал: «Все-таки это случилось». Вот.

— Ты хочешь сказать, он изначально знал, что убить должны именно Лешу? То есть Юрий Андреевич и есть убийца?

— Я не знаю, Бэби. Надеюсь, что нет. Я просто вспомнила.

— Прекрасно! После обеда все это обсудим. Молодец!

Так мы и отправились в столовую — моя подруга, сияя, а я в расстройстве. Переживания даже заставили меня забыть, что я окажусь за одним столом с Митей. Завтрак я сегодня прогуляла, сославшись на нежелание рано вставать в плохую погоду, но от обеда было уже не отвертеться.

Митя, как ни в чем не бывало, поддерживал светскую беседу. Будто наши отношения совершенно не переменились. Впрочем, возможно, для него так оно и есть? Это я придумала всякое, выдав желаемое за действительное, а он-то ни сном ни духом. Общался со мной, как, например, со Светой, то есть с присущей ему вежливостью, а я и возомнила. Значит, главное — чтобы он не догадался теперь о моих чувствах. Они бы его расстроили. И я старалась тоже держаться по-прежнему. Анастасии не было видно — вероятно, обед в столовой превосходил меру ее вспыхнувшего вдруг демократизма. Зато Лида встретила меня улыбкой, от которой пасмурный день словно осветился солнцем. Еще мне улыбнулся хмурый обычно Арсений. Их радость придала мне сил, и я училась властвовать собой. Подобная наука дается с болью, но я осваивала ее на ходу. При первой встрече Митя показался мне не слишком красив. За прошедшую неделю мнение мое переменилось. Все в сидящем напротив человеке представлялось совершенным. Каждый жест, каждый взгляд, каждое слово были величайшим сокровищем, которое хотелось спрятать в шкатулку памяти и хранить вечно. Знакомые до боли интонации звучали чарующей музыкой. Изысканные жесты смотрелись, словно полет удивительных в своей гармонии птиц. Однако я позволяла себе брать из этих сокровищ лишь самую малость, строго деля свое внимание на три части. Треть Бэби, треть Свете и треть… всего треть — ему. И даже от нее, этой жалкой трети, пришлось оторвать драгоценный кусочек, потому что к нашему столу неожиданно передвинул стул Руслан.