Первая люболь - Катрин Исаева
Вытирая слезы тыльной стороной ладони, я продолжала бежать по плохо освещенной улице. Вдруг нога запнулась – я упала на промерзший асфальт, разрыдавшись еще сильнее. Душу охватило тяжелое, страшное чувство.
Все кончено. Ничего не получится. Мы зря старались.
Я вздрогнула, услышав быстрые легкие шаги в тишине. Машинально заправив за ухо прядь волос, почувствовала, что голова отяжелела. Только тут дошло, что я нахожусь одна посреди пустынной темной улицы, а маньяк, напавший на Лиду и Аделину, все еще не пойман.
По моей спине пробежал холодок, поясница моментально покрылась испариной. Комок, застрявший посреди горла, не давал нормально дышать. Задыхаясь от страха, я положила голову на колени, обняв себя за плечи.
– Вот тебе и дочь мента… – эта фраза пронеслась в голове, когда надо мной нависла длинная мрачная тень.
– Роза…
Изображение было смазано из-за пелены слез и внутреннего эмоционального потрясения, но его голос я могла узнать из тысячи. Воинов уселся рядом со мной на холодный асфальт. Какое-то время мы сидели молча, тяжело и судорожно дыша. Сделав огромное усилие, я прошептала:
– Зачем ты пришел?
Вместо ответа Дима прижал меня к себе, но этого было недостаточно.
– А я, дура, поверила, что ты изменился и больше никаких гулянок и драк. Возвращайся в гараж. В этом нет никакого смысла.
Несмотря на его стальные объятия, мое тело продрогло. Где-то глубоко внутри себя я ощущала холод и пустоту, как после смерти отца. Сейчас никто и ничто не помогло бы мне отогреться. Так бывает, будто отмирает частичка души. Когда чаша боли превышает все светлое и доброе, заменив позитивные эмоции ледяным отчаянием.
Там, где еще недавно распускались бутоны и цвели сады, наступили заморозки.
– Пойдем, я провожу тебя до дома… – сухо бросил Воинов.
Парень поднялся, протягивая мне руку, но силы покинули. Я продолжала сидеть на асфальте, глотая одинокие капли, струящиеся из глаз.
– Уходи.
– Роз, я провожу тебя.
– Ты слабак, – бросила я язвительно.
– Слушай, не начинай.
– Ты мне противен. Никита все правильно сказал.
– Р-о-з… – Воинов шумно сцедил слюну.
– Я больше не могу. Делай, что хочешь. Живи своей жизнью, если чувства близких для тебя людей ничего не значат!
– Хватит сидеть! Заболеешь еще! Пойдем, провожу тебя… – Дима потянул меня за запястья.
– Не трогай! – прошипела я не своим голосом. – Ты трус и слабак! Видеть тебя не хочу!
– Роза, пожалуйста… Ты просто не понимаешь, – голос Димы сорвался на рваный низкий хрип.
В этот миг я увидела в ним одинокое затравленное животное.
– Ты никому ничего не докажешь, напиваясь в гаражах, – пробормотала, медленно поднимаясь.
Для того чтобы не потерять равновесие, мне пришлось вцепиться в его плечо. Наши взгляды столкнулись, и в этот момент мне как будто в сердце вонзили нож, заточенный несбывшимися мечтами. Фантомные боли вернулись: второй раз в жизни у меня возникло ощущение, будто я теряю близкого человека. Даже находясь на расстоянии вытянутой руки, Дима ускользал от меня…
От осознания этого становилось жутко.
– Дети не должны отвечать за грехи родителей! – Сделав глубокий вдох, я поправила шапку, направляясь в сторону дома.
Дима больше ничего не сказал, но я знала – он шел следом. Впервые за долгое время меня это не радовало. Тяжело готовиться к какому-то там ЕГЭ, когда у тебя в груди зияет пробоина размером с метеорит.
– Дело не в матери. Наверное, где-то свыше все уже предрешено. У меня другой путь. Не лучше. Не хуже. Просто он другой. Я ни капли не жалею, что встретил тебя, Роз. Ты правда лучшее, что со мной случилось. Ты мой цветочек. Пожалуйста, не уходи вот так…
Но я не остановилась.
Зачем? Кому теперь это нужно? У него другой путь, другая жизнь, в которой мне, очевидно, нет места, а лимит нервных клеток за последние сутки и так был исчерпан.
Открыв дверь своим ключом, я бросила усталый взгляд на часы, обнаружив, что время уже перевалило за полночь.
– О, систер пожаловала! Какие люди и без охраны! А мать в курсе, что ты шарахаешься по ночам? – Лешка выглянул из зала, смерив меня едким взглядом.
– Можешь порадоваться, мы с Димой расстались, – бросила я, развешивая свои вещи в прихожей.
От перепада температур озноб усилился. Вытерев испарину со лба, я прошла на кухню согреть чайник. До сих пор зуб на зуб не попадал.
– Роз, что случилось? У тебя такой болезненный вид… – Лешка зашел следом.
Впервые за долгие недели в голосе брата послышалась искренняя забота, но, увы, я не испытала особых эмоций по этому поводу. Покачав головой, заварила чай эрл грей и устало опустилась на стул.
– Систер, ты это… не обижайся… ну, я немного перегнул палку. Не знаю, что на меня нашло. Наверное, устал от вечной экономии и маминых слез по ночам в подушку. А Артак Ашотович надежный мужик. Да и нам с тобой поможет устроиться в жизни. Понимаешь? – Брат коснулся моей руки, но я резко ее одернула, словно меня ужалило ядовитое насекомое.
– Помнишь, отец говорил: «Над вами тушат пожар, значит надо устроить пенную вечеринку». Знаешь, Леш, я устала барахтаться в пене… – Так и не выпив чай, я пошла в свою комнату и, не раздеваясь, залезла под одеяло.
Меня знобило. И даже под толстым слоем пуха не получалось согреться.
– Роз, да ты вся горишь… – услышала голос Лешки сквозь густую пелену.
Глава 27
ВОИН
Я вернулся домой, накормил пса и, забив на душ, завалился в кровать. Богдан прислал смс, что сегодня останется ночевать у Бодровых. Вот и славно. Бодровы наши вечные благодетели. Тетка вновь оплатила матери лечение в клинике, а Ник, похоже, возглавил операцию по моему поднятию со дна.
При воспоминании о детстве в моей памяти всплывали образы пьяных маминых собутыльников, которые постоянно не давали спать. Никто из них не относился ко мне как к ребенку. Скорее как к обузе, мешающей веселью.
Своего отца я не знал. Мать не любила говорить на эту тему. Случались, конечно, периоды, когда мама находилась в завязке и бралась за ум. Это было самое счастливое время. Тогда мы с братом еще искренне верили, что она справится и сойдет со скользкого пути.
Но потом мы сняли розовые очки. Не знаю, как Богдан, но я точно. Алкоголь для нее важнее, чем родные дети. Теперь уже сомнений не осталось.
Иногда я жалел, что не родился сиротой. Звучит кощунственно, но, когда ты постоянно испытываешь стыд за родную мать, чаша терпения переполняется. Тетка использовала свои связи и всегда отбивала
