Норма Бейшир - Время легенд

— Начало обескураживающее, — улыбнулся он. — А может быть, попробуем еще раз — с самого начала?

— Конечно, — она попыталась улыбнуться. — Почему бы и нет?

— Завтра вечером.

Она вновь кивнула.

— Куда ты хочешь пойти? — Он заметно нервничал.

— Ну, если ты мне предоставляешь выбор, то туда, где французская или итальянская кухня. — Она улыбнулась. — Осьминогов с меня довольно.

— Больше никаких осьминогов, — пообещал он. — Я знаю отличный итальянский ресторанчик в восточной части Манхэттена.

— Обожаю итальянские блюда.

Он ушел, дверь захлопнулась, и лифт отвез его вниз. Только тогда она перевела дух с облегчением. Как давно она не позволяла себе никаких увлечений, а тем более близости! Как давно ей никто по-настоящему не нравился, — хотя кое с кем она изредка встречалась. Сила ее чувственного влечения к Марти Кэнтреллу удивила ее гораздо больше, чем его интерес к ней. Пока речь идет только о чувственном влечении, это не опасно, заверила она себя. Пока оно не перерастет во что-то большее.

Они виделись каждый день. Если удавалось выкроить свободную минуту в жестких графиках работы обоих, вместе обедали. Побывали в лучших ресторанах: «Манхэттенском базаре», «Фонда ла Палома», «Глочестер Хаус». А иногда покупали сосиски прямо на улице или с сумкой бутербродов отправлялись в Центральный парк. Ужинали они теперь всегда вместе, а по выходным обошли все художественные галереи, от Мэдисон-авеню до Сохо. Исходили весь Манхэттен вдоль и поперек, облетели вокруг статуи Свободы, хотя она ремонтировалась и была в лесах. Они шли то на балет, то на открытый концерт в парке, явно наслаждаясь обществом друг друга, но попыток затащить ее в постель Мартин больше не предпринимал. «Подожду, пока ты будешь готова», — пообещал он.

Я-то готова, думала она, задумчиво глядя, как он расстилает одеяло на лужайке, недавно названной ими «Земляничной поляной», в Центральном парке. В желтой футболке и оливкового цвета брюках он был неотразим и казался еще более привлекательным, чем в итальянском костюме, в котором он водил ее на балет. Да разуй же ты глаза, думала она с досадой.

— Позвольте спросить, о чем это вы задумались? — поинтересовался Марти, извлекая всякие вкусности из сумки с припасами. — Судя по твоему лицу, это что-то весьма соблазнительное.

— Так, всякая ерунда, — улыбаясь, отмахнулась она.

— Нет, ерундой это не кажется, особенно с того места, где я сижу. — Он откупорил бутылку и, достав из сумки стаканы, разлил вино и протянул ей стакан. — Итак, будешь признаваться?

— Но в чем? — засмеялась она.

— А во всяких неприличных мыслишках, которые вертятся в твоей прелестной головке, — подшучивал он над ней, не забывая потягивать вино.

Она тоже сделала глоток.

— Откуда тебе известно, какие у меня мысли — приличные или нет?

— По лицу видно. На нем написано абсолютно все, хотя ты и витаешь в облаках. — Он растянулся на одеяле, опершись на локоть. — Для опытного телеведущего понять язык мимики и жестов проще простого. А у тебя, дорогая моя, самая непристойная улыбка, какую мне только доводилось видеть.

— Ну уж благодарю!

— А я-то считал это комплиментом, — оскорбился он. — Страшно люблю порочные улыбки — особенно на таком хорошеньком личике. — Он допил свой стакан и взял стакан из ее рук. Там было еще вино, и он, не рассчитав, расплескал его на одеяло, но даже не заметил этого. — Ну-ка, поди сюда, — сказал он вдруг охрипшим голосом, привлекая ее к себе. Он поцеловал ее долгим-долгим поцелуем, и Джейми, обвив его шею руками, ответила ему с неменьшей горячностью. Она хотела его — она это уже очень хорошо знала, и он хотел ее тоже. Но едва его руки скользнули вдоль ее тела, она мгновенно протрезвела.

— Лучше давай подкрепимся, — вздохнула она, оттолкнув его.

— Потом. — Он вновь потянулся к ней.

Она резко отпрянула и развела его руки.

— Ты что? Ведь мы тут не одни, вдруг кто заметит, — протестующе покачала она головой. — Зайди мы чуть дальше, ты непременно появился бы в сегодняшних вечерних новостях, но не в качестве ведущего!

— Ну и прекрасно. Я так люблю привлекать внимание! — посмеивался он с видом искусителя.

— Да? А я нет! — отрезала она, вытряхивая из сумки все, что там еще оставалось. — Ну-ка, несчастный развратник, давай ешь!

— Славно прогулялись, правда! — возбужденно говорила Джейми, входя вместе с Марти в свою квартиру. — Как-нибудь еще раз выберемся туда же, хорошо?

Он опустил сумку на пол.

— Знаешь, у меня есть кое-какие планы на самое ближайшее время, — сказал он, захлопывая дверь.

— Правда? — Она повернулась к нему с понимающим видом. — Что же пришло тебе в голову, мистер Распутный телеведущий?

В глазах его вспыхнуло желание.

— Можно подумать, что ты до сих пор не знаешь, — мрачно ответил он.

— Ну… кажется, знаю, — произнесла она едва слышно, слегка кивнув головой.

— Я терпеливо ждал, — произнес он, медленно приближаясь к ней, — я не торопил тебя. — Он подошел совсем близко. — Сколько месяцев, Джейми! Я сдержал свое слово…

Джейми протянула к нему руки.

— Да перестань ты разыгрывать благовоспитанного джентльмена, иди ко мне скорее, балда несчастный!

В следующую секунду они уже сжимали друг друга в объятиях. Его жадный, требовательный рот приник в темноте к ее губам, он прижимал ее к себе все крепче. Почувствовав сумасшедшее биение его сердца — или это стучало ее собственное? — она исполнилась каким-то странным внутренним восторгом, незнакомым ей раньше, а тем временем его нежные руки скользили по ее спине, все ниже и откровеннее, бедра прижимались к ее бедрам со все большей страстью, желание жгло огнем обоих. Он хотел подхватить ее на руки, но она остановила его.

— Я пока еще могу ходить, — прошептала она и, обняв его, повела в спальню. Расстегнув вишневую блузку, она сбросила ее прямо на пол, затем, небрежно откинув одеяло и присев на край постели, сняла все остальное. Марти в нетерпении кидал свою одежду на кресло.

Естественность и непосредственность, с которой она обнажалась — без ложной скромности, без напускной стыдливости, обезоруживала и покоряла.

Она стояла перед ним совершенно нагая — прекрасно сложенная женщина, Полная желания, готовая идти навстречу его любви. Наконец они соединились, он целовал ее с неистовостью многомесячного воздержания, и она отвечала с необыкновенной жадностью, которую трудно было предположить в столь невозмутимой особе. Они сжимали друг друга в объятиях, обменивались нетерпеливыми поцелуями, сплетаясь руками и ногами, дрожа от нежности и страсти.