Сандра Браун - Ночь под дулом пистолета

Он отрицательно покачал головой:

– Место только для двух пассажиров, а мне обязательно надо вернуться. Подумать страшно, что этот козел с кольцами в брови может натворить. Ты воспользуйся любезным предложением мэра. Мы пришлем за тобой вертолет попозже вместе с практикантом, который отгонит в Даллас твою машину. Кроме всего прочего, тебе явно не помешал бы душ.

– Ты, Галли, знаешь, как быть очаровательным, если припрет.

Таким образом, вопрос был решен; Тайл слишком устала, чтобы сопротивляться. Они договорились, где и когда ей ждать вертолет, а шериф Монтез пообещал ее туда доставить. Галли и Кип распрощались и быстро направились к вертолету, на бортах которого красовался логотип их телевизионного канала.

Кэллоуэй протянул руку:

– Всего вам хорошего, мисс Маккой.

– И вам также. – Тайл пожала ему руку и ненадолго задержала в своей. – Вы были рады, что именно я там оказалась, – сказала она, кивая в сторону магазина, – а я рада, мистер Кэллоуэй, что здесь оказались вы.

Тайл говорила это вполне искренне. Им действительно очень повезло, что именно ему доверили такое деликатное дело. Другой мог бы не обладать подобной способностью к состраданию.

Ее слова, казалось, смутили Кэллоуэя.

– Спасибо, – коротко бросил он, затем повернулся и вернулся в фургон.

Шериф Монтез достал из машины Тайл чемоданы и положил их на заднее сиденье своей служебной машины. Она начала было возражать, утверждая, что прекрасно доедет самостоятельно.

– Я умею водить машину, шериф.

– Не сомневаюсь, но сейчас вы так измотались, что, боюсь, заснете за рулем. Если вы беспокоитесь о машине, то я пошлю за ней помощника. Мы поставим ее у нашего офиса и не будем сводить с нее глаз.

Странно, но Тайл с облегчением позволила ему руководить ею. Она слишком устала от необходимости принимать сложные решения.

– Спасибо.

До мотеля оказалось совсем близко. Он представлял собой шесть комнат в ряд под небольшим навесом, дающим мизерную тень. Все двери были выкрашены в оранжевый цвет.

– Регистрироваться не надо. Кроме вас, тут никого нет.

Монтез вылез из машины и помог выйти Тайл. У него имелся ключ, и он воспользовался им, чтобы открыть дверь. Кондиционер уже был включен – блок в окне глухо гудел, и какая-то часть внутри его время от времени блямкала, но это были знакомые, привычные звуки. На маленьком столике стояла ваза с подсолнухами, корзинка со свежими фруктами и розовый пакет с выпечкой.

– Католические дамы ни в чем не захотели уступать баптисткам, – объяснил Монтез.

– Вы все так добры…

– Вовсе нет, мисс Маккой. Если бы не вы, все могло кончиться значительно хуже. Никто из нас не хотел, чтобы Роджо-Файр прославился как место кровавой бойни. Если что-нибудь понадобится, позвоните дежурному. А так никто вас не побеспокоит. Отдыхайте. Я вернусь за вами попозже. – Он коснулся края своей шляпы и вышел, притворив за собой дверь.

Как правило, первым делом, войдя в комнату, Тайл включала телевизор. Она обожала новости, и даже если не смотрела на экран, телевизор был включен постоянно и настроен на круглосуточную передачу новостей. Она засыпала под новости и просыпалась с новостями.

Теперь она прошла мимо телевизора, даже не заметив его, и отнесла туалетные принадлежности в крошечную ванную комнату. В душе можно было лишь с трудом повернуться, но вода оказалась достаточно горячей. Она долго стояла под сильными струями, прежде чем намылить голову, и испытывала ни с чем не сравнимое удовольствие.

Никогда еще Тайл не мылась с таким наслаждением. Все было просто замечательно, если не считать того, что саднили ранки на коленях.

Отчего же тогда так паршиво на душе?

Она только что сдала самую важную передачу в своей карьере. Можно считать, что теперь ее обязательно переведут на прямой эфир. Так сказал Галли. Ей бы прыгать до потолка от радости, а ей казалось, что каждая ее конечность весит не менее тысячи фунтов. Куда подевался восторг, который она всегда испытывала от хорошо проделанной работы? Настроение у нее было – хуже некуда.

«Недосып, в этом все дело, – сказала она себе. – Вот посплю несколько часов и буду как огурчик. Снова стану самой собой. Бодрой и готовой к новым подвигам».

В спальне она достала из чемодана короткую маечку и трусы, поставила будильник и откинула одеяло на кровати. Простыни выглядели мягкими и манящими. Ей пришло в голову, что ссадины на руках и ногах могут начать кровоточить и испортят простыни, но решила на это наплевать.

Услышав стук, Тайл подумала, что это очередное выступление кондиционера. Но когда стук раздался вторично, она подошла к двери и распахнула ее.

16

Он вошел, закрыл за собой дверь, снял солнцезащитные очки и шляпу и положил их на стол рядом с нетронутой корзинкой с дарами дам из католической церкви.

Он него пахло солнцем и мылом, он был чисто выбрит. Чистые, хотя и поношенные джинсы, простая белая рубашка, кожаный пояс ручной работы и ковбойские сапоги.

Даже если бы стадо мустангов тянуло Тайл в противоположную сторону, оно не помешало бы ей броситься ему на шею. Или, может быть, он сам к ней потянулся? Позже она никак не могла вспомнить, кто же сделал первое движение. Да и не имело это никакого значения. Имело значение только то, что он схватил ее в медвежьи объятия и так прижал ее к себе, что они стали почти что единым целым. По ее лицу градом текли слезы, падая на его рубашку. Док положил широкую ладонь ей на затылок и прижал ее голову к своей груди, чтобы унять рыдания.

– Он умер? Ты пришел сказать мне, что Ронни умер?

– Нет, я здесь совсем по другой причине. Я ничего нового не знаю про Ронни.

– Наверное, это хорошо.

– Я тоже так думаю.

– Я до сих пор поверить не могу, Док! Этот звук, этот ужасный, оглушительный звук. И потом он, лежащий неподвижно среди осколков и крови. Снова кровь!

– Шшш…

Он шептал ей слова утешения, затем слова кончились, осталось только дыхание, губы, целующие ее мокрые веки. Тайл подняла голову, взглянула на него сквозь слезы, потом протянула руку, чтобы коснуться его лица, и слегка застонала, не умея скрыть желание.

Через секунду его губы коснулись ее губ. Настойчивые и жадные, они завладели ее ртом, язык нашел ее язык. Тайл обняла его за шею, запустила пальцы в волосы и полностью отдалась этому поцелую – такому страстному и откровенно сексуальному.

Как будто под действием мощного стимулятора, все ее чувства обострились; никогда еще Тайл не ощущала себя такой живой. Но в то же время она и немного побаивалась. Подобно ребенку на первом в жизни карнавале, она была ослеплена этой атакой на свои чувства, очарована ею, немного напугана, но тем не менее была готова подчиниться.