Ольга Хмельницкая - Маленькая женская хитрость

— Могу себе представить, — проворчала Каверина, вжимая педаль газа в пол. В шестьдесят она водила машину так же лихо, как и в двадцать лет. — Я Стручкова не люблю уже почти сорок лет, но все равно ему сейчас сочувствую.

Выгнав Тигринского, Аля тщательно осмотрела квартиру, заперла дверь на ключ и села на кухне.

«Как я устала, — подумала она. — Сплошные ужасы третьи сутки подряд». Ночью она оступилась, и сейчас лодыжка неприятно ныла. Хотелось горячего чаю и ощущения надежного плеча, но Борщ уехал с Наташей в больницу, а сил встать, найти в холодильнике какую-нибудь снедь и вскипятить чайник у Али не было. Она так и сидела два часа в углу, нахохлившись и сжавшись, пока Барщевский не переоделся, не поговорил с мамой, не отвез домой чету Стручковых, не сдал плафоны в банк на ответственное хранение и в конце концов не вернулся к Але.

— Алька, — сказал он прямо с порога, — Алька, давай дружить.

— Мы сегодня уже дружили утром. Ты забыл? — счастливо прошептала она, с трудом вставая с табуретки и крепко обнимая Александра за широкие надежные плечи.

— Ну что ты, я отлично помню, но мы же договаривались дружить по два раза в день… Впрочем, нет. Лучше мы подружим вечером, а сейчас съездим в институт и поставим все точки над «i». Ты сможешь идти или совсем сил нет?

— Могу, конечно, — проговорила Аля, чувствуя, как прибавляются ее силы в присутствии Борща, — особенно если ты купишь мне мороженое. Пломбир.

Александр фыркнул:

— От тебя, Невская, одни убытки. То тебе пиццу, то тебе мороженое, то почти весь мармелад у меня дома съела.

— Пиццу ты сам попросил, а я, как девочка на побегушках, за ней через лужи перепрыгивала…

Они спускались вниз, хохоча и крепко держась за руки.

Сначала вернулась способность слышать, и Наташа различила громкий скрип и скрежет. Потом появились и чувства, и Наташа ощутила, как на ее лицо то падают лучи света, то становится темно, а также вибрацию — ее куда-то везли по коридору. Было очень плохо, тошнило, болела голова, тело казалось чужим и тяжелым.

«Ах да, это была Полканавт. Пыталась убить меня геологическим молотком, но, видимо, у нее не получилось», — вспомнила Наташа и искренне обрадовалась тому, что Эмма Никитична не довела дело до победного.

«Дед бил-бил, не добил, баба била-била, не добила…» — подумала Наташа, засмеялась, но тут вернулись ощущения в правой руке и девушка взвыла. Каталка остановилась.

— Как вы себя чувствуете? — практикант наклонился над Наташей. В его голосе звучало сострадание.

— Плоха-а-а-а… Умираю-ю-ю, — простонала Наташа.

— Сейчас я позову врача! — испуганно воскликнул практикант, глядя на Наташу большими честными глазами через круглые стекла очков.

— Виталия Викторовича? Не надо, Сережа, — грустно отозвалась Наташа. — Мне не настолько плохо.

Практикант тут же воспрял духом. «Ага, Виталий Викторович ее больше не интересует», — подумал он с удовлетворением и оглянулся. Они стояли в коридоре, вокруг никого не было. Практикант решился.

— Наташенька, выходите за меня замуж, — твердо сказал он.

Еще секунду назад Наташе казалось, что она умирает, все болело и ныло, тошнило, но внезапно волшебным образом все неприятные ощущения мгновенно прекратились.

— А-а? Что? — спросила Наташа, поворачивая голову, чтобы получше видеть того, кто только что сделал ей предложение.

— Выходите за меня замуж, Наташа, я вас люблю, — повторил практикант Сережа дрожащим голосом. Ему было очень-очень страшно.

— Да, — тут же согласилась Наташа.

Челюсть у практиканта отвисла.

— Да. Да-да, я согласна, — еще раз на всякий случай повторила Наташа. — Только первую брачную ночь придется отложить, я, видите ли, не в форме.

— Ладно, я потерплю, — согласился все еще не верящий своему счастью практикант и повез Наташу дальше в ее палату.

Барщевский посторонился, придержал тяжелые дубовые двери НИИ географии и пропустил вперед маленького сухонького старичка со старомодной палочкой. Тот подслеповато щурился и все время поправлял очки.

— Сюда, Матвей Федорович, — вел его под руку Борщ. Аля шла сзади.

— А это еще что такое?! — раздался на лестнице громовой голос, и вниз, прямо на них, стал медленно и угрожающе спускаться Леопольд Кириллович. Один глаз у него заплыл. — И вы еще смеете появляться у меня в институте?! Вы уволены! Убирайтесь в свой магазин, нэпман проклятый, эксплуататор трудового народа! Слышите?! И вы, Невская, тоже убирайтесь, вы тоже уволены!

Леопольд Кириллович изрыгал потоки слюны и топал ногами. Старичок терпеливо ждал: за свою долгую жизнь он повидал и не такое, чем-либо удивить Матвея Федоровича было трудно.

— Леопольд Кириллович, — наконец прервал директора Борщ, — к вам по ночам призрак Черного Геолога давно не приходил?

Директор пару раз топнул ножкой и замолчал.

— А что? — спросил он осторожно.

— Сейчас, Алиса, я расскажу тебе печальную историю о том, как наш дражайший директор, когда он был моложе, конечно, воспылал страстью к юной девушке Маше и чем это закончилось для последней, — Барщевский повернулся к Але, полностью игнорируя возмущенные крики и ругань Леопольда Кирилловича. — Девушка Маша ложиться в постель с директором не желала, поэтому он, по науськиванию Стручкова, тогда еще доцента, решил ее споить, надеясь, что в пьяном состоянии она станет сговорчивей. И споил.

— А дальше — что?

— Ну, трахаться с директором она все равно отказалась, а вот пьет до сих пор. И когда она мучается в белой горячке, ей является призрак Черного Геолога… Не какие-то там зеленые человечки, заметьте.

— Увы, так и было, — прозвучал печальный голос с площадки второго этажа. Там стояла Марья Марковна с большим носом, менее, впрочем, красным, чем обычно.

— Марья Марковна, ну зачем вы всем рассказали?! — возмутился директор.

— А это ее право. Кому хочет, тому и рассказывает, — произнес Барщевский. Марья Марковна улыбнулась ему.

— Дорогой мой мальчик, — ласково сказала она Борщу, — я очень, очень благодарна вам, что вы с вашей маменькой выкупили мою квартиру из залога. Большое спасибо! Вся эта история с отравлением так на меня подействовала, что я даже перестала пить. Только воду теперь пью или компот. Представляете?

— Не представляю, — рассмеялся Борщ, поддержал за локоть Матвея Федоровича, и они пошли дальше, пройдя мимо растерянно моргающего Леопольда Кирилловича.

Сережа сидел на стуле возле Наташиной кровати и читал вслух анекдоты про тещу и зятя, когда дверь отворилась и в палату вдвинулась Татьяна Тимофеевна. Ее пышные телеса колыхались.

— Доигралась? Допрыгалась?! — закричала она, увидев дочь, и ее второй подбородок мелко задрожал. — Это все потому, что ты, дура, меня не слушаешься! А что с твоими волосами?!