Энн Стюарт - Холодный как лед

И просчиталась. Это оказалась комната Питера – меньше, чем покои для гостей, скромная и практичная комната для слуги, каковым он притворялся.

Скользящие двери вели наружу, и Женевьева отчетливо увидела дорожку в зарослях, которая вела прочь от роскошной тюрьмы. Неужели совершить побег так легко?

Женевьева повернулась и застыла. На столе лежала тщательно нарисованная схема, изображенная твердой рукой человека, обращавшего внимание на мельчайшие детали. Начертанный план дома, включая систему безопасности, и всего острова. Питер разработал план своего собственного отхода, наверно, как и всегда, укомплектованный продуктами, радио, горючим, с дальнего конца острова. Если бы Женевьева смогла добраться туда и спрятаться, пока они уйдут, а потом вызвать по радио помощь, предполагая, что сможет разобраться, как оно работает. У нее тогда есть приличный шанс в конце концов выжить просто потому, что Йенсен недооценил ее находчивость.

Недооценил ли? На столе лежал пистолет, девятимиллиметровый «лагер» с полной обоймой. Большинство людей не знало бы, как им пользоваться, но этот пистолет был похож на тот, из которого Женевьева училась стрелять после нападения. Она так и не стала метким стрелком, но, по меньшей мере, представляла, как целиться и стрелять, а, может, этого и будет достаточно.

Итак, неужели вдруг Питер стал так небрежен? Или он передумал ее убивать, хотя сказал, что не может позволить себе такую роскошь?

Да не важно. Нельзя терять время, раздумывая над этой загадкой: нужно сосредоточиться на том, как убраться отсюда побыстрее. И очутиться в безопасности.

Женевьева нашла в его шкафу большую белую футболку и брюки–хаки. Брюки были похожи на те, что она обрезала на яхте – оказывается, она носила одежду не Гарри, а Питера. Не стоило придавать этому значения. Однако оказалось важно.

Она не стала беспокоиться насчет нижнего белья. Оделась, подобрала пистолет, сунула его за пояс штанов и натянула поверх футболку. Придется идти босиком: Маноло Бланник давно приказали долго жить, а ее стопа, пусть и десятого размера, утонула в обуви Питера. Что ж, как–нибудь обойдется.

Женевьева постояла над схемой, запоминая каждую деталь. Может, он не поймет, что она здесь была, если бумага останется на месте, но у мисс Спенсер была почти фотографическая память, не утратившая силу даже в таких напряженных условиях. Нужно только запомнить путь к бункеру. И где они держали Гарри.

Она идиотка, если даже рассматривает попытку спасти его. Что адвокатша из Нью–Йорка могла противопоставить трем мужчинам, которых можно описать только как террористов? Они считают, что выступают на правой стороне, но это не делает их менее ужасными. А в последние несколько лет Женевьеве с трудом удавалось даже отличать, кто хороший, а кто плохой парень.

Хладнокровно идущие на убийство мужчины не могут быть хорошими. Мужчины, следующие приказам и беспрекословно убивающие, были злом. И неважно, насколько красивым злом.

Не будь у нее оружия, Женевьева бы даже не подумала о спасении Гарри. Без пистолета она совершенно бессильна и могла бы лишь бежать и прятаться.

С оружием у нее есть крошечный шанс спасти Ван Дорна. И она никогда не сможет жить в согласии сама с собой, если не попытается.

Женевьева расправила плечи, откинула назад спутанные длинные волосы и пошла к открытой двери. Йенсен говорил, что каждая дверь, окно, любой выход в этом разбросанном строении находятся под электрическим током, который может прикончить беглянку. На схеме вычерчена система безопасности, но там не было ни единого признака прилагаемой электрической схемы, и Женевьева не рискнула попытаться проверить это.

Она могла только выйти через дверь, на свободу. И если погибнет при этой попытке, то так тому и быть. Так или иначе, Женевьеве Спенсер предстояло умереть.

На всякий случай она перепрыгнула через порог, стараясь никак не коснуться дверной рамы. И невредимой приземлилась на мягкую почву по другую сторону. Глубоко вздохнула, надеясь почувствовать чистый воздух свободы, но гниющая тропическая растительность пахла тяжело и незнакомо. Женевьеве нужно очутиться подальше от яхт, моря и островов. Если она вернется целой и невредимой в свою квартиру в Нью–Йорке, то оттуда больше никуда ее не выманить.

Конечно, технически, Манхэттен – тоже остров. Но он таким не кажется, а представляется основательным и безопасным районом, где приходится остерегаться только насильников и уличных грабителей–наркоманов.

И сумасшедших, на самолетах врезающихся в здания. Может, мисс Спенсер жила в выдуманном мире, воображая, что все было надежным?

Если на то будет Божья воля, у нее еще хватит времени поразмыслить над этим. А между тем ей нужно добраться туда, где они держат Гарри, и посмотреть, жив ли он еще. Если нет, то она сможет с чистой совестью бежать.

И это самое лучшее, на что Женевьева могла надеяться.

Глава 12

Пробираясь в джунглях, Женевьева старалась двигаться бесшумно, как крадущаяся кошка, но опасалась, что больше похожа на слона в посудной лавке. Перво–наперво, ошибкой было облачаться в белую футболку, следовало выбрать что–то более темное, менее заметное, чтобы слиться с окружающим миром. Женевьеве просто не доводилось прибегать к каким–то уловкам вне зала суда. Ни в каком кошмарном сне она не могла бы представить, что ей придется спасать свою жизнь, убегая с заряженным оружием за поясом, которое Женевьева готова была пустить в ход. Что если и впрямь придется стрелять в кого–нибудь?

Что если придется стрелять в Питера?

Она бы выстрелила, это даже не обсуждается. Не колеблясь и без раздумий. Пока не поздно.

Но такое вряд ли произойдет, мрачно решила Женевьева. Жизнь часто ставила ее перед трудным выбором, но убийство Питeра Йенсена слишком жестоко даже по меркам откровенно садистского мироздания.

Ни к чему напрасно тратить время на эти «а что если». Времени совсем не осталось.

Женевьева выставила пистолет, подкрадываясь к задней стенке сарая, где содержали Гарри, если верить тому плану острова. Не было слышно ни звука – никакого храпа погруженного в наркотический сон человека. Неужели поздно?

Прижавшись к стене, она осторожно выглянула из–за угла. Сбоку здания имелось оконце, но оно было затемнено изнутри, и Женевьева ничего не могла рассмотреть. Она подождала, затаив дыхание, несколько долгих секунд, и против воли память вернула ее к тому, как пришлось прятаться на яхте в подсобке, только чтобы после изнурительного выжидания оказаться лицом к лицу с заклятым врагом.