О чем плачут мужчины - Лидия Евгеньевна Давыдова

расположенного в штате Байа, на длинном широком пляже, с раскидистыми пальмами, омываемом Атлантическим океаном, плавали всего лишь четыре туриста, молодая семья с двумя детьми. Однако Айрон всё равно жарил лангустов, а закончив, снял фартук и зашёл в деревянный домик, чтобы переодеться в гидрокостюм.

Айрон обучал детей и отца кайтсёрфингу, пока мама валялась на пляже и делала фотографии своего счастливого семейства. Закончив, Айрон снял гидрокостюм, разложил его на пляже и уселся, вперив взгляд на море.

Прошёл год.

Микеле умер в ту ночь или даже немного позже, несколько дней спустя.

Микеле умер, родился Айрон. Айрон был другим, он не занимался бизнесом, а преподавал кайт, он не был женат, у него не было детей, он бы одинок и наслаждался жизнью.

Девочка, которую Айрон обучал кайту, быстро подскочила и положила перед ним красивую ракушку. Айрон сложил руки ладонь к ладони, улыбнулся и поблагодарил девочку, та умчалась к океану, а он провожал её взглядом до берега. Девочке было около восьми, столько же было Зое и Грете, когда всё случилось.

Он смотрел на девочку и пытался унять ноющую внутреннюю боль. Да, он всё классно провернул, замёл следы, но он совсем не подумал о том, что только через несколько месяцев после аварии он по-настоящему поймёт, что же произошло на самом деле. А произошло то, что, освободившись от одного груза, убежав из прежней западни, он попал в новую.

58

Андреа крутил в руках открытку со знаменитой статуей Христа в Рио-де-Жанейро. Глаза его блестели. Если бы он умел молиться, прямо сейчас он бы произнёс сто молитв сразу.

Андреа взял телефон и написал в чат «Пацаны».

Пятью минутами позже друзья сидели, каждый в своём офисе, открыв рты. Даже по видеозвонку Андреа чувствовал их шок.

– Подожди, расскажи всё по порядку, – выдавил наконец Симоне.

Год до этого звонка

Андреа сразу всё понял. Как только Микеле рассказал им свой трип и выскочил на улицу, Андреа бросился за ним, чтобы тот не натворил дел.

Они пошли в бар, и там Микеле сказал, что больше так не может, что не хочет возвращаться и что если вернётся, то она его не отпустит.

– А ты и не возвращайся, – сказал Андреа в шутку, но Микеле не улыбнулся, он сидела тогда и бормотал: «Не вернуться, не вернуться».

Когда Андреа увидел, как Микеле рыдает, а он никогда не видел своего друга рыдающим, он сделал тот самый жест. Он достал портмоне и выписал Микеле чек на сто тысяч.

– Просто посиди и подумай, а пока думаешь, вот тебе пособие, – хмыкнул он.

Микеле кинулся его обнимать. Это был очень странный вечер. Микеле был странным, но никто не ожидал, что он по-настоящему исчезнет, сымитирует аварию, Андреа сам охренел от того, как всё развернулось.

– Так почему ты думаешь, что авария ненастоящая? – выдавил из себя Симоне.

Андреа замолчал и отпил виски.

– Потому что за два дня до новости о разбитой машине чек обналичили. Чек был именной. Никто не мог этого сделать, кроме него.

– Ну так, может, он обналичил, а потом погиб, а деньги мало ли где.

– Не думаю, – улыбнулся Андреа.

– Позавчера мне пришла открытка из Бразилии. Там было написано:

«Обригадо каброн».

Так называл меня только Микеле. Он жив.

59

Когда Микеле уехал с чеком и своими вещами, то вообще не знал, куда идти и что делать.

Проезжая, он увидел на дороге аварию. Тут-то его и осенило, он подумал, что если его машина взорвётся, то все подумают, что он умер. Эта мысль, она просто его оглушила, он стоял там и больше ничего не понимал. Но понимал, что может просто исчезнуть, испариться.

Когда ему на телефон пришло сообщения от Джессики, у него всё ещё был её номер. Она просто спросила, как он, а Микеле опять осенило – точно, утёс!

Он приехал на утёс, где стоял дом, в котором они очищались сутки перед ритуалом айяуаски, оставил в машине телефон, вещи, документы, подъехал к самому краю и столкнул машину. Он убегал вниз по дороге, когда его окликнула Джессика.

Джессика спросонья, в пижаме шортиках-маечке, пустила его в дом, и через десять минут они уже занимались любовью на её кровати. Повторили это наутро и не выходили из спальни всю неделю. Микеле чувствовал себя заново родившимся, до безумия свободным, теперь был только он, и больше ничего. Понимание, что с этим надо что-то делать, пришло через несколько дней.

Джессика попросила знакомую сообщить в полицию о разбившейся машине.

Позже, когда он окончательно окреп, а Джессика помогла ему с новыми документами и каждый из них пошёл своей дорогой, где-то через пару месяцев он осознал, что совершил ошибку.

Вторую неделю подряд Микеле ломал голову над тем, как ему увидеть своих дочек, как сделать так, чтобы он не возвращался к Стефании, но продолжал видеть девочек.

Тогда после ритуала он понял, что выполнял какую-то не свою программу. Он делал всё, чтобы спасти свою мать, чтобы не превратиться в отца-монстра. В страхе не повторить ошибок отца, он стал его противоположностью, превратился в бесхребетного, безвольного и податливого человека, которым легко манипулировать.

Он мог не сбегать, но у него не хватило храбрости и силы сказать всё как есть. Признаться, что он хочет быть свободным. Он бы всё равно не стал свободным, потому что всё равно продолжал бы видеть Стефанию почти каждый день. Это длилось бы вечно, он чувствовал себя в клетке. У него не хватило храбрости, он знал, что если попросит развод, то должен будет отдать всё, что у него есть, и всё равно не станет свободным.

А ещё он боялся, он жутко боялся, что вся отцовская ярость передалась ему по наследству и что однажды он может Стефанию по-настоящему убить. В тот день, когда он психанул и уехал к Симоне, он был настолько близок к тому, чтобы бахнуть Стефанию топором, что его пронзил дикий