Нина Соротокина - Прекрасная посланница

Но фавориту донесли об этих письмах, и он как-то сразу обиделся на Люберова. Сейчас не взял приношения, потом возьмет, слаб человек, не устоит. Разговор состоялся тут же, на ходу, в манеже.

– Ты на казни камергера Монса был?

– Нет. Я не люблю таких зрелищ. И потом я тогда был в армии.

– Сколько же тебе было? Двадцать?

– Десять лет назад? – вспомнил Родион. – Семнадцать.

– Ну-ну… Я тоже на этой казни не был. Занятное, говорят, было действо. Весь Петербург был как в лихоманке.

Поговорил и все, больше не возвращался к этой теме, а Родион задумался. Неужели Бирон усмотрел в его поведении аналогию с делом десятилетней давности? Ежели так, то надо немедленно подавать в отставку. Вспыхнул, и укоротил себя. Пока родители не свободны, он не имеет права жить так, как ему хочется.

И не стоит видеть в словах Бирона унижение собственной персоны. Бирон не пугал, а упреждал: «Знай, Люберов, что хоть я тобой и доволен, но не оступись, потому что ты у меня весь на виду. Если зажадничаешь, начнешь шалить с моим именем, возомнишь о себе невесть что, то скоро вспомнишь, Троицкая площадь рядом и плахи на Руси мастерить не разучились».

Вспомним и мы весьма поучительную историю Вилли Монса, камергера Екатерины I, генерал-адьютанта Петра, брата его первой возлюбленной из Немецкой слободы.

Монса казнили за взятки. В течение нескольких лет он исполнял при царице обязанности камер-юнкера, доверенного лица и «своего человека». На этом деле Монс и разбогател. Казнили его по доносу сразу после коронации Екатерины Алексеевны.

Плаха была установлена на Троицкой площади. По делу о взятках под кнут пошло еще несколько человек. Среди них были Матрена Балк, секретарь Монса Столетов, шут Балакирев, ему присудили батога, паж Павлов, ну и так далее.

Рядом с помостом, на котором размещался эшафот, на особых столбах висела «роспись взяткам»: с правой стороны указывалось приношение, с левой – кто давал. Взятки были не в пример нашим (я имею в виду двадцать первый век, когда счет велся на тысячи и миллионы) скромными: триста червонных… или шесть лошадей и коляску… или перстень золотой, муки пятьдесят четвертей, да ленту, шитую золотом… или три косяка камки да десять фунтов чаю – не бог весть как богато. Ужас в другом, перед красавцем Монсом заискивали Долгорукие, Салтыковы, Щербатов-глухой, Артемий Волынский и сам светлейший князь Александр Данилович Меншиков! Список с росписью взяток выставил на всеобщее посмешище самых уважаемых в державе людей.

Но не только стыд мучил перечисленных вельмож, они испытывали тогда куда более сложные чувства, и сильнейшим из них был страх, более того, ужас. Стыд глаза не выест, а потому надо поклоны бить и благодарить Всевышнего, что государь в какой-то момент утишил гнев и не поволок взяткодателей вместе с взяткобрателями на плаху. А ведь мог бы! Мало ли безумств, тьфу-тьфу, совершили Их Величество на своем веку? Казнить за день, как говорится, вручную, тыщу стрельцов – это вам как? И не дрогнула рука!

Про казненного Монса не только говорить вслух, помыслить боялись – вдруг государь прочтет в глазах твоих укоризну за излишнюю жестокость к бывшему любимцу камергеру! Зато иностранцы, которые в России проживали временно, чесали языками, де, жалко Монса. Он, может, и взяточник, но лично мне симпатичен, и красив, и умен, и молод, всего-то тридцать шесть. И потом – кто в России не взяточник? Если уж судить, то всех!

Двести девяносто лет прошло, а разговоры в России все те же. Так же и в наше время говорят: что привязались к такому-то олигарху? Налоги не платил? А кто платил? Если судить, то всех. И мне лично олигарх Икс симпатичен: красив, толков и сразу видно – человек порядочный.

Сейчас нет «росписи взяткам», а жаль. Я понимаю, по телевизору их не покажешь, потому что не хватило бы времени на мыльные сериалы, юморину и последние известия, но в Интернет-то можно было их сунуть. Интернет – он бездонный, там любой длины список уместится, и чтоб все чин-чином: слева – кто давал и сколько, справа – кто брал, а в конце сумма прописью.

Современники находили жестокости Петра оправдание, мол, решающую роль сыграла в этом деле законная ревность. Монс присвоил себе не только чужое имущество и чужие деньги, он посягнул на саму государыню. Говорили, что у коронованной царицы, которую государь из грязи вознес до облаков, был амур с Монсом, когда-то безродным жителем немецкой слободы. Предательство, одним словом. А если так, то все правильно.

Однако мы отвлеклись. Вернемся к служебной жизни Родиона и его сложным отношениям с Бироном. Я их описала так подробно, чтобы объяснить, как Люберову удалось исполнить просьбу Сурмилова. Хотя вначале не плохо бы объяснить, зачем он вообще взялся исполнять эту просьбу.

А это дело тонкое, на первый взгляд может быть и непонятное. Родиону в полной мере была свойственна достаточно редкая черта характера – благодарность. Кажется, ничего особенного, рядовое качество, есть куда более сильные чувства. Тем более что человек часто сам не знает, что стоит его благодарности, а что нет. Например, стоит или не стоит быть благодарными откровенным мерзавцам, даже если они тебе сделали доброе дело. Родион твердо считал – стоит. На этот счет у Родиона было свое мнение, и он его твердо придерживался. Раз принял благодеяние из рук даже не симпатичного тебе человека, ты ему уже обязан.

Иногда ты принимаешь благодеяние неведомо от кого, как говорится, случайно. Но Родион и этому случаю находил оправдание в своем сердце. Он как размышлял: если судьбе было угодно поместить его на жительство в сурмиловском флигеле в самое трудное для него время, то этот неведомый Сурмилов уже есть для него благодетель, хоть сам он и не подозревает об этом. И не важно, если это человек не высшей пробы, а именно жадный, расчетливый, корыстный, не обаятельный, и даже более того, не чистый на руку. Провидению было угодно, чтобы этот скволыга даже вопреки его желаниям оказал тебе услугу, а потому ты его должник.

На этом чувстве строилось и его отношение к Матвею Козловскому, и к Лизоньке Сурмиловой, и к ее батюшке, и к самому Бирону.

Как описать восторг, когда в руке его оказался шершавый, плохо склеенный пакет, заключающий в себе и слезы матери и утешения отца, и гордость его за то, что сын выполнил отцовский наказ. В письме, которое Родион послал в Сибирь родителям, он в первых строках сообщил, что принадлежащие князю Матвею Козловскому деньги найдены и возвращены. Сообщалось это не прямым текстом, но весьма понятным намеком. И парсуну вспомнил, с изображенением покойной тетки, и Плутарха в зеленой обложке. А уже во вторых строках он позволил себе расслабиться и рассказать о свадьбе на лучшей из девиц. Далее он поведал, как живет-может. Именно в таком же порядке отвечали ему родители. И ни слова жалобы! Живем хорошо, надеемся на встречу, и поблагодари того, кто помог нам в этой переписке.