Измена. Я лучше чем она (СИ) - Хелен Кир
— Освободилась?
Спокойный голос Барского проникает под кожу и вызывает привычную дрожь. Стандартная реакция, мне бы привыкнуть, но не получается. Вот ни разу не получается. Предательски бабахает сердце. Мое тело всегда отзывается, постоянно. Даже если и сознание слабо сопротивляется, взывая к разумному, тело перманентно устраивает потоп в трусах. Как мне еще выразить? Только так и никак больше. Зато это правда.
— Привет, пока нет.
Давид не достает и не преследует. Гад избрал своеобразную тактику, в результате которой я теряю позиции. На место деспота и мучителя пришел терпеливый охотник. Иногда думаю, что Давид посещает курсы по изматыванию зверей, чтобы в итоге получить трофей в любом случае.
Но фиг он угадал. Мотаю нервы сродни профессионалке. Иной раз перегибы случаются конкретные, только Давид лишь зубы крепче сжимает и даже бровью не ведет. В этот раз я извожу его тем, что не подпускаю к себе. На данный момент уже две недели. Зачем? Вероятно, я тронулась, но ничего страшного.
Есть плюс. За прошедшие дни что Барский, что я, совершили почти невозможное на трудовом поприще. Раз уж секса не случилось, то одномоментно по умолчанию решили утопиться в трудовых буднях. Судя по вечерним перепискам помогло, но то что он мне писал… Это можно читать только под наркозом.
— Ты работаешь очень много, — недовольно замечает. Я и сама знаю, но остановиться не могу. — Не хочешь немного придержать лошадей?
— Ты сам говорил, что нужно быстрее, вот я и тороплюсь.
— Ну не настолько же! Твой марафон затянулся. Какие планы на завтра?
После его слов мне очень хочется, чтобы завтра уже наступил выходной, но этому не бывать. Настроение, как качели, то вверх, то вниз летит.
— Встреча с владельцем ведущей платформы.
— С Крюковым?
Иногда размах знакомств Давида меня поражает. Как можно знать стольких людей? Или это они его знают, потому что на данный момент Барский неприлично богат и приумножил свои доходы в бешеное количество раз благодаря тому, что стал единоличным управленцем.
Не пытаюсь анализировать. Просто удивляюсь.
— Да. Ты его знаешь?
— Бог с тобой. Откуда? — смеется Давид. Хитрит, врет как дышит. — Учти он всегда опаздывает на час. Всег-да.
Так и знала!
— Зачем мне знать? Я все равно с утра буду на работе.
— Не будешь.
— Ох, ты какой. А где же я, по-твоему, буду?
Молчит. И я тоже стихаю. Зажимаю карандаш в пальцах и начинаю бездумно выводит геометрические фигуры на белом листе. Черчу, заштриховываю. Затаенно ожидаю слов Давида. По правде говоря, мне очень хочется, чтобы мы встретились. Я отчаянно желаю увидеться больше всего на свете. Только говорить первой не хочу. Ослиное упрямство затыкает мой рот.
Барский постоянно чувствует мою напряженность. Расслабляюсь только в постели с ним, как бы странно не звучал факт. Вот и теперь слышу тяжелый выдох. Восьмым чувством ярко ощущаю, что возможно он ждет хотя бы малюсенького шага с моей стороны, ждет, когда прорвет плотину, но, как всегда, не случается.
Я маниакально прячу настоящие чувства за огромную плотно сплетенную стену. Не потому, что по-девчоночьи вредничаю, просто боюсь обнажиться, опасаюсь сбросить с себя кожу, остаться максимально нагой и уязвимой. Я же помню, как больно, когда по кровоточащему мясу струями соли проходятся.
Мой главный страх — я не знаю когда Давид окажется тем, кого я знала, с которым жила и вкушала горький мед. Мои сегодняшние риски отчасти блокируются внутренней заслонкой. Если все же случится наш окончательный разрыв, то надеюсь, что будет не так больно.
По всем фронтам Барский отступать не планирует, но я научена жизнью. И неприкосновенный запас душевного оружия теперь всегда наготове.
— Выходи. Твой рабочий день окончен.
— Опять, Барский? Ты снова командуешь?
— Нет, Дин. Я просто стараюсь сделать тебе приятно. Выходи. Тебя ждет машина.
— А куда мы?
— Потом узнаешь. Все. Я жду.
На часах стрелки показывают восемь вечера. На календаре перемещаю квадратик на пятницу заранее, завтра последний рабочий день. Без сожаления сдергиваю с вешалки пальто.
— Лида, я ушла.
— Марширую вслед за Вами, Дина. До завтра.
— Пока.
Около парадной меня ждет … Роллс Ройс? Ничего себе. Водитель в отутюженной форме здоровается, учтиво открывает дверь и мне есть отчего потерять дар речи во второй раз. Заднее сиденье завалено цветами. Огромные букеты исходят нежнейшим дивным ароматом, от которого кружится голова.
Прижимаюсь лицом к бархатным лепесткам, трусь щекой и улыбаюсь. Красота, фантастика, м-м-м, сказка. Выуживаю крохотный конвертик, где каллиграфическим почерком выведено.
Акт безоговорочной капитуляции подписан. Слово за тобой.
Подпись . …
Подпись . Барский Давид.
Это то, что я думаю? С ума сойти, как такое может быть. Похоже на признание. Или нет…
Да какое нет, когда да. Или нет? Или …
Глава 41
Я слышу звук ее шпилек, который разносится эхом. Отзвуки заполняют полностью восприятие всего, что окружает.
Держу руки в карманах, вытаскивать не рискую. Накидываю маску, иначе при первом контакте элементарно взорвет. Мне нужно прикрыться хоть чем-то, чтобы не вывалить нутро в первые минуты. Может правильнее было схватить и закружить, только поймет ли правильно. При моем образе розовые сопли ни к чему. Да и насторожить Дину может, если на ванильное пирожное изойду. Она и так на иголках.
Тук-тук-тук. Отсчитывают шпильки ступени. Мое сердце стучит в унисон ее шагов.
Я бы мог пригласить ее куда угодно, в любое место недоступное простым смертным, но в эту минуту очень хочу, чтобы она переступила порог дома, где мы были несчастливы. Я хочу закрыть гребаный ящик пандоры.
Ловлю ее в фокус. Красивая. Какая же она красивая, реально тронуться можно.
Увидев меня, Дина останавливается. Замирает в десяти шагах.
Растерянна? Готова убежать? Так я не дам. Мгновение и становится ясным, как она переживает. Глазюки в пол-лица поблескивают, будто о помощи просят. Я закрываю ее брешь.
Миг и Дина в руках. Еще один полу-миг и жадно целуемся. Изо всех доступных сил контролирую силу, чтобы не причинить боль своими сумасшедшими объятьями. Отрываюсь только на откровенно пошлом зализывании.
— Знаешь, что мне стоило не видеть тебя две недели? Долго издеваться планируешь? — оторваться друг от друга невозможно, отрывисто вещаю в коротких передышках, потому что держать в себе вопрос становится не выносимо. — Две гребаных недели, Барская. Две!
— Работы много, — кусает за губу, зверски оттягивает.
— Не рискуй, — кусаю в ответ, — знаешь, что дальше будет если не перестанешь? Я даже домой тебя не заведу. Здесь
