Татьяна Тронина - Та, кто приходит незваной

Пауза.

Лиля, бледная, полуоткрыв рот, завороженно смотрела на мужа.

— Ты чего творишь-то… Ты посмотри, до чего ты меня довела, себя довела… — с отвращением произнес Сергей. — Хочешь уйти? Да вали, пожалуйста, куда ты там собиралась, держать тебя не буду.

Он вышел из спальни, напоследок шарахнув изо всех сил дверью. Его ощутимо трясло, сердце колотилось точно бешеное.

Происходило что-то странное, страшное…

Это началось уже давно, но только сейчас Сергей заметил перемены в семье. Закрывать глаза и дальше уже не имело смысла.

Лиля его не любит. Непонятно почему (кстати, это тоже надо выяснить, почему), но она разлюбила его, своего мужа.

Конечно, можно долго рассусоливать о том, что в семейных ссорах и взаимном охлаждении виноваты оба партнера, но только не в ситуации с Лилей. Лиля окончательно охамела и обнаглела. Даже в диалог отказывается вступать.

И вот чего и дальше под нее подлаживаться, идти ей навстречу, прощать ее безразличие? Да сколько можно, блин.

Уже все, конец. Как у них, у сценаристов… а, точка невозврата!

Клацнула входная дверь. Ушла все-таки.

Сергей заглянул в спальню. Куча битого стекла, обломки на полу… Лиля ушла, даже не убрав все это безобразие. А ведь скоро придут Вика с матерью, увидят осколки и обломки! Порежутся, занозу посадят, не дай бог…

Сергей подмел с пола стекло, убрал обломки стула.

Когда он это сделал, то окончательно понял, что не будет дальше жить с Лилей.

Этим утром у Лили было свидание с Евгением, в съемной квартире на окраине Москвы.

Обычная московская однокомнатная квартирка с минимумом необходимой мебели, скучная и после дешевого ремонта.

Нет, Лиля не мечтала о пентхаусе, но бумажные обои в цветочек и пластиковые панели кухонного гарнитура совсем не гармонировали с ее страстью.

Или ссора с мужем лишила ее возможности радоваться жизни?

Свидание прошло скомканно, Лиле было не до нежностей — холодная, оцепеневшая, она позволяла Евгению ласкать себя, а сама ничего не чувствовала.

Вот почему так? Рвалась к Евгению, с мужем разругалась, а в результате…

Евгений же, наоборот, казался каким-то особенно влюбленным, он не выпускал Лилю из объятий, говорил восторженные слова в ее адрес — словом, надышаться на Лилю не мог.

К счастью, позвонила Вера и рыдающим голосом сообщила, что у нее неприятности. Лиля быстро простилась со своим любовником и убежала — вроде как спасать подругу. Законная отмазка.

— Меня Распопов бросил, — растерянно сообщила подруга, едва открыла Лиле дверь.

— Как бросил? — тоже растерянно спросила Лиля. Шагнула вперед, скинула с себя пальто, обняла Веру: — Верунчик…

Вера всхлипывала то и дело.

Они прошли в комнату, служившую гостиной.

— Видишь… — Вера повела рукой вокруг, с трудом выдавливая из себя слова. — Части вещей нет. Он забрал все свои вещи и ушел к ней, к этой. К своей Зиночке.

— Все-таки ушел… — Лиля без сил опустилась на диван. Она сочувствовала подруге всем сердцем и как-то особенно сильно, словно человек с содранной кожей, ощущающий малейшие прикосновения, даже дуновение ветерка со стороны. Боль Веры не являлась Лилиной болью, но все равно тяжело… Или весь мир, все люди в эти дни жили словно во власти полной луны, мучаясь и страдая, за себя и за других?

— Ага, — Вера попыталась улыбнуться и села напротив Лили.

Выглядела подруга, надо сказать, не лучшим образом — бледная, красные пятна на щеках и декольте, губы дрожали… Даже родинка на щеке подруги смотрелась особенно трагично и одиноко, словно затерянный остров посреди океана.

— Верунчик, ты держись. Я знаю, словами тебе не поможешь, но я… но я очень сочувствую тебе, дорогая ты моя.

Вера беспомощно развела руками.

— Ты пыталась его удержать? — спросила Лиля.

— Да. Ну, как пыталась… Я знаю, что в моем возрасте и с моей внешностью бесполезно рядиться в кружевное белье и плясать танец живота. Да и Распопову это не очень надо… Но я говорила с ним. Пыталась объяснить… Что ничего у них с Зиной хорошего не выйдет. Про двадцать лет разницы говорила, которая рано или поздно даст о себе знать, о характере Распопова, его вселенской лени и пофигизме, о его болезнях… Ну, о всем том, что мы с тобой в прошлый раз обсуждали, помнишь? Пыталась на него логикой воздействовать, взывала к его разуму. Объясняла, что с таким проблемным дядькой молодая еще женщина рядом долго не проживет, сбежит.

— И что?

— Он сказал, что все это знает и понимает. Что я абсолютно права, но он ничего с собой поделать не может.

— Знакомое чувство… — пробормотала Лиля.

— Знакомое? А, ты о себе… Лиля! — в отчаянии воскликнула Вера. — Ну хоть ты-то дров не наломай!

— Это невозможно. Я изо всех сил стараюсь, но…

— У вас все с Женькой серьезно, как понимаю?

— Да. Очень серьезно.

— Ох… Он ведь классный, милый, веселый, этот Женька Лазарев. Умный.

— Я люблю его.

— Любишь… А он?

— И он меня любит. Кажется, очень меня любит. Хочет, чтобы я ушла от мужа, сам обещает уйти от жены. Она ведь руки пыталась на себя наложить, когда узнала.

— Ничего себе! — Вера прижала ладони к щекам. Кажется, подруга на некоторое время даже забыла о своих горестях, отвлеклась… — С ума сойти. Лиля, да вы преступники с Женькой, что творите!

— Я знаю. Но невозможно, невозможно держать себя в руках, поступать по уму, когда…

— Конечно, вы с Женькой сейчас не мозгами думаете, не головой, а другим местом! Тем, что между ног! — неожиданно зло произнесла Вера.

— Нет. Было бы так, мы бы просто встречались тайком, для этого самого… Но это другое. Это рок. Фатум. Наваждение.

— О, о, о… Какие красивые слова!

— Верунчик, я ничего не могу с собой поделать, клянусь! — рассердилась и Лиля. — Я собой не владею, правда. Сама всю жизнь осуждала тех, кто причиняет боль своим близким, изменяет. Но, когда входишь в это состояние — в любовь, очень трудно, почти невозможно управлять им. Собой. И Распопов твой… Умный мужик, он ведь не ради прелестей секса с молодухой свалил, там, наверное, нечто большее, другое!

Вера отшатнулась, словно ее ударили по щеке.

— Прости, я причиняю тебе боль, — печально произнесла Лиля. — Но ты постарайся взглянуть в глаза правде.

— Я знаю. Я старая уродливая тетка. А Зина — молодая прелестница… Только вот не надо мне про великую любовь. Если бы Распопов влюбился в свою ровесницу или в каракатицу какую кривобокую — тогда да, я поняла бы про любовь! Но когда она — молодая и красивая… Не надо мне про любовь!

— Верунчик, он же не ходок, твой Распопов. Тогда иной расклад, иные характеристики. Был бы он бабником, развратником, покусившимся на молодое тело, и так далее. Но с ним это в первый раз случилось. Почему, почему ты пытаешься все свести к простой случке?