Барбара Майклз - Сыновья волка

– Вы отпустите Аду? – спросила я с беспокойством. – Она не пострадала?

– Ее девичья чистота нетронута, – холодно ответил Вольф, – мой ни на что не способный сынок пока поддался на ее рыдания. Но знаешь, Харриет, у Джулиана только видимость мягкой натуры, и его почти женское самолюбие сильно задето. Сегодня ночью он уже не станет с ней церемониться. А произойдет это или нет, зависит от тебя.

– От меня?

– Не притворяйся дурочкой. Я хочу тебя, Харриет, ты знаешь это. В любом случае я сделал бы тебя моей. А теперь еще получил небольшой подарок богов, разве ты не понимаешь? Ты могла отказаться быть моей любовницей, но не станешь ведь возражать стать хозяйкой Эбби-Мэнор, иметь мужа, который восхищается тобой, и обеспечить Аде свободу, чтобы она могла удовлетворять свои наклонности к низменному.

Он наклонился еще ближе, так, что я видела лучи морщин под его глазами. Временное, под воздействием вина спокойствие и умиротворение таяло, уступая место чувству паники. Этот человек безусловно обладал надо мной властью. Его физическое присутствие действовало неотразимо. Как враг он был терпим, но как муж...

– Я могу тебя заставить, – продолжал Вольф. – Ты, глупенькая девчонка, что ты знаешь о мужчинах? Ты думаешь, что сегодня днем я использовал всю свою силу, чтобы удержать тебя в объятиях? Я могу переломать тебе кости! Бывают моменты, когда мне хочется именно так поступить с тобой. Твои ненависть и упрямство меня сводят с ума. Если бы не...

Он оборвал себя на полуслове, тяжело дыша, и я онемела от ужаса. Я лежала, глядя на него, и не могла пошевелиться. Когда он снова заговорил, я с трудом узнала его голос.

– Если бы я не любил тебя... – глухо произнес он.

Слова долетели до моих ушей, но не до сознания.

– Любовь... – повторила я и наконец поняла: – Вы сошли с ума!

– Поэты говорят, что безумие свойственно влюбленным!

– Вам нет дела до поэтов, и мне тоже. Они ошибаются.

– О, так ты знаешь больше? Сегодня днем ты мне сказала, будто не имеешь представления, что такое любовь.

Теперь он оседлал любимого конька, играя словами, надеясь, что его искусство плести словесную паутину сломает меня морально. Ведь раньше уже так было: живость его ума и красота фраз превращали меня в покорную идиотку. Теперь все изменилось, потому что я знала – это ложь.

– Любовь – это когда другой человек так много значит для тебя, что ты любишь его больше, нежели себя. – Я замолчала, представив Фрэнсиса, сражающегося со страшными собаками-волками за Аду. – Это означает самопожертвование – можно отдать свою жизнь за другого, если понадобится, за счастье любимого. Если вы действительно любите меня, вы не сможете принудить меня – ни за что на свете.

– Это сентиментальная чепуха, которую я не ожидал услышать от тебя, – сказал Вольф весело, – я-то думал, что мои объятия, пока еще сдержанные, все же научили тебя кое-чему.

– Мне они были противны.

– О нет, ничего, подобного. В тебе заложены большие возможности, Харриет. Дай немного времени, и я научу тебя настоящей любви.

Он склонился ко мне, и я вынуждена была откатиться на дальний конец кровати.

– Вы должны дать мне время, – пробормотала я, – я не могу решиться...

– Времени у меня нет. – Он заговорил отрывисто, но на лице появилась самодовольная усмешка, когда он откинулся на спинку стула. – Не делай из мухи слона, Харриет, большинство людей нашли бы твое поведение непонятным, в паше время браки заключаются по выбору родителей или опекунов, а непослушных детей наказывают! Положим, тебе удастся сбежать и рассказать великодушному мировому судье Йорка сказочку об Аде и ее груме. Я вижу, как он милостиво кивает седой головой и пальцами задумчиво расчесывает белую бороду, а потом говорит тебе, что твой опекун поступил очень разумно.

– Нет, если я расскажу, как Аду заточили и о вашем намерении принудить ее...

– Все равно. Уж я-то постараюсь, изображу все в красках, припишу эту историю возбужденному воображению двух легкомысленных юных девиц. Харриет, Харриет, ты можешь получить куда более худшего мужа. Я тебе выскажу некоторые преимущества брака со мной. Этот брак будет радостью и весельем, а не обычным завуалированным рабством, которое ты получишь от большинства других. Забудь свои глупые амбиции, вбитые тебе в голову высокомерной старухой, и дай волю своим инстинктам.

Именно такого Вольфа я и боялась больше всего. Он был так мягок, разумен, и во мне шла борьба, какая-то часть меня склонялась в пользу его аргументов. Он видел по выражению моего лица, что я колеблюсь, что я под впечатлением его слов... Может быть, настало время сделать следующий шаг? Если я пообещаю выйти за него... Все равно ближе, чем в Миддлхеме, не найти мирового судьи. Если я притворюсь, что согласна, может быть, он пустит меня к Фрэнсису.

– Если я скажу «да», – пробормотала я, – вы отпустите Аду немедленно?

Некоторое время он молчал. Пламя разгорелось ярче и высветило красным каждую черточку его лица.

– Ты согласна выйти за меня?

– Я... да.

Что-то было не так. Мне показалось, что откуда-то дунуло ледяным ветром. Легким движением он достал из кармана какой-то темный предмет, и я увидела небольшую черную книгу, которую он протянул мне, удерживая на раскрытой ладони.

– Ты поклянешься на Библии?

Я не колебалась. Протянув руку, положила ее на Священную книгу. И, подняв глаза, прямо встретила его взгляд.

– Клянусь, – сказала я, – выйти за вас, когда вам будет угодно.

Лицо его вдруг исказилось. Это не было страстью, о, мне известен этот взгляд теперь. Моя рука безвольно упала, когда он убрал Библию, некоторое время он сидел молча, глядя на небольшой том в своей руке. Потом левой рукой потянулся к галстуку, ослабил узел, развязал одним быстрым движением и бросил на пол.

Я читала его мысли, как он читал мои, и поняла, что было безумием надеяться, что я могу обмануть его. Он медленно повернул руку, и книга с глухим стуком упала на пол, подняв серое облачко пыли.

– Твое слово, – сказал он. – Я восхищен в глубине души твоей смелой ложью, но неужели ты подумала, неужели посчитала меня за идиота?

Не было нужды отвечать на это.

– Знаю, что твоя клятва не стоит ни гроша, – продолжал он задумчиво. – Ты скажешь что угодно сейчас. Ты должна дать мне кое-что более веское, чем слова.

– Но почему? Почему? – с трудом вымолвила я.

– Ответ очевиден – и должен быть тебе ясен. Я не привык ждать, обычно я получаю сразу то, что хочу, а я ждал дольше, чем ты думаешь. Но есть еще причина. Я не доверяю тебе, мое лукавое сокровище, и мало ли что ты можешь сказать священнику завтра или послезавтра. Ты станешь моей женой сегодня ночью – фактически, а не на словах. Это будет убедительным подтверждением твоей клятвы.