Салли Лэннинг - Гувернантка

– Нина сказала, что Келли вернулась насовсем и собирается снова выйти за тебя замуж.

– Бедная Энн. Все говорят тебе что угодно, кроме правды.

– Тебе действительно не нужна Келли?

– Нет. Я хочу тебя, Энн.

Она проглотила застрявший в горле комок.

– Ты хочешь меня так… как на Эльютере?

Мартин на мгновение коснулся пальцем того места у основания ее шеи, где бился пульс.

– Я всегда хочу тебя так.

Но этого, увы, недостаточно.

– В таком случае ты все еще не хочешь связывать себя обязательствами. Не говоря уж о женитьбе.

– Ты беременна. Конечно, мы поженимся.

– Нет, Мартин… Я не хочу выходить за тебя замуж только потому, что беременна. И ребенок, и я заслуживаем лучшего.

– Ребенок заслуживает отца.

– Любому ребенку нужен отец. Но если родители не любят друг друга, брак будет обречен с самого начала. Я не могу пойти на это, Мартин, просто не могу.

– Ты не любишь меня, – бесцветным голосом произнес он. – Ты это хочешь сказать.

Энн вздернула подбородок.

– Это ты не любишь меня. Поэтому какая разница, что я испытываю по отношению к тебе?

– Я уже говорил тебе, что лгал, умалчивая, – с неожиданным жаром начал Мартин. – Там, на Эльютере, я не хотел, чтобы ты поняла, что означает для меня случившееся между нами. Как глубоко это затронуло меня – мои тело и душу. Я не хотел связывать себя – ты права. Вот почему я не говорил, что твои красота и великодушие перепутали во мне все. Я стал хотеть тебя во всех смыслах, в каких мужчина может хотеть женщину… Я не собирался признаваться тебе в этом, Энн, потому что ужасно испугался.

– Если мы поженимся из-за ребенка, – продолжала гнуть свое Энн, – я скоро начну раздражать тебя.

– Это и мой ребенок тоже. Мы оба ответственны за него.

Он говорил так рассудительно, так хладнокровно!

– Я уеду отсюда при первой же возможности! – заявила Энн. – Обещаю, что не буду…

– Постой, Энн. Я все делаю не так. – Мартин взял ее за плечи и опустил взгляд на кулон, сверкающий на груди. – Почему ты пришла в таком виде? Полуобнаженная и такая прекрасная, что я едва могу соображать?

Она попыталась подтянуть полотенце повыше. Но Мартин остановил ее руку.

– Когда ты вошла, я сидел на кровати, ничуть не сомневаясь в том, что потерял тебя. Навсегда. Что женщина, с которой я хотел провести остаток своей жизни, ненавидит меня.

– Но…

– Да, на Эльютере я испугался. Ты перевернула всю мою жизнь, а я привык сам распоряжаться ею. Энн, неужели ты не понимаешь? Я пытаюсь сказать, что люблю тебя. Я полюбил тебя тогда, на Эльютере, а может быть, еще тогда, когда увидел на больничной койке. Я люблю тебя и хочу жениться на тебе. Но если…

– Не только из-за ребенка? – выпалила она.

– Я хочу жениться на тебе ради тебя самой. Но как я могу просить тебя об этом, после того, как там, в лесу, ты сказала, что ненавидишь меня?

– Ты любишь меня, – без выражения повторила она.

– Останься здесь – это все, о чем я прошу, – со сдерживаемым жаром сказал Мартин. – Останься со мной и Тори. Мне невыносима сама мысль о том, что ты уедешь.

– Я не уеду. Зачем? – Губы Энн помимо воли расплылись в улыбке. – Знаешь, я тоже тебя люблю.

Он стиснул руками ее талию.

– Ты не могла бы это повторить?

Энн рассмеялась.

– Я люблю тебя, Мартин Крейн. Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя… Достаточно?

Он ошеломленно произнес:

– Я даже не рассчитывал на это. Ты уверена, Энн?

– Так же, как в том, что стою здесь, обернутая в мокрое полотенце. Мартин, дорогой Мартин, я люблю тебя всем сердцем!

Он самозабвенно поцеловал ее. А она обхватила руками его шею, чувствуя, как жар его тела согревает ее. Мартин приподнял голову, только для того, чтобы пробормотать:

– Полотенце сейчас соскользнет.

– Ну и пусть, – беззаботно проговорила Энн. В его глазах заплясал смех.

– И что ты намерена с этим делать?

– Оставить все, как есть. Пусть идет своим чередом.

– Энн, – с неожиданной настойчивостью сказал Мартин, – ты выйдешь за меня замуж?

– Да. О да, Мартин! Это сделает меня самой счастливой на свете.

– Слава Богу, – воскликнул он. – Это больше, чем я заслуживаю. Я так упорствовал в своем нежелании привязываться к кому бы то ни было, кроме Тори, что отказывался видеть то, что было у меня под носом. Тебя. Упрямую. Вспыльчивую. Горячую и страстную…

Энн хохотнула.

– И вполовину не такую упрямую, как ты.

– Перестань меня перебивать, – сказал он, целуя кончик ее носа. – Я не только старался не замечать тебя. Я также изо всех сил отказывался признаться себе, что люблю тебя. Прости меня, милая.

Его губы теперь путешествовали от ее щеки к шее. Прерывающимся голосом Энн сказала:

– Ты прощен.

– А я еще не говорил, что ты удивительно добрая?

Мартин нашел ее грудь; полотенце уже давно соскользнуло Энн на бедра.

– Кажется, нет, – прошептала она, осыпая поцелуями его густые черные волосы. – Я так счастлива, что не могу поверить, что все это наяву. Может быть, ты ущипнешь меня – и я проснусь?

Он выпрямился, еще ближе привлекая ее к себе.

– Единственное место, где отныне ты будешь просыпаться, – это мои объятия. Энн, клянусь, что всегда буду с тобой. Что люблю тебя всем своим существом.

Тронутая до глубины души, она прошептала:

– Это самые прекрасные слова, которые я когда-либо слышала. О Мартин, я так тебя люблю!

– Пойдем в постель, – сказал он. – Немедленно. Потому что иногда одних слов бывает недостаточно. – На его губах промелькнула улыбка. – Кроме того, я поскорее хочу увидеть тебя одетой в одни только изумруды и хризолиты.

– Думаешь, я хорошо буду в них смотреться?

– Я это знаю, – заявил Мартин и повел убеждать ее в своей правоте. Хотя нельзя сказать, чтобы она нуждалась в убеждении.

Стояла тихая безветренная погода. Небо было затянуто даже не облаками, а легкой серой дымкой, смягчающей жару. Энн сидела в шезлонге у самой воды, хотя трудно было представить, что это океан – такой гладкой и кроткой была бирюзовая поверхность. Джонни, девятимесячный толстячок с копной рыжих волос и серо-голубыми немигающими глазами, ползал по песку, время от времени пытаясь встать на ноги. Его последним достижением были пять шагов кряду.

Похоже, на этот раз он решил побить рекорд, с тревогой подумала Энн, наблюдавшая за ним из-под полуопущенных ресниц. Вскочив, она бросилась к сыну, который, движимый не столько ногами, сколько весом собственного тела, устремился прямо к воде.

Со смехом подхватив его на руки, она зашла по пояс в теплую прозрачную воду и несколько раз под аккомпанемент восторженного визга окунула малыша.