Ирина Глебова - Рокировка судьбы

– Ты, Марина, будешь у него личной медсестрой. Выходи парня, он того стоит.

Когда стало ясно, что Чаренцов будет жить, а он, к тому же, стал стремительно набирать силы, Марина увлеклась им уже просто как хорошим и красивым парнем. И решила: «Будет мой, никому не отдам». Это оказалось не трудно, потому что Александр сначала был сильно зависим от неё, а потом сильно привязался. Марина была уверена – полюбил её. Ничего плохого не видела она в том, что, помимо влюблённости, был у неё и расчёт. Женщина просто обязана заботиться о будущей семье! Чаренцов в двадцать три года – капитан, герой, орденоносец. Ясно, что ему широкая дорожка стелется по службе. Наверняка пошлют учиться в военную академию, в Москву. А там, даже если придётся немного покочевать, круг на Москве и замкнётся. Может, она ещё будет совсем не старой женщиной, а уже – генеральшей…

Александру и в самом деле предложили учёбу в военной академии. Но он отказался: «Я боевой офицер». Ни жена, ни товарищи, ни старшие командиры не смогли его уговорить: «После академии ты будешь ещё более боевым!» Он сказал, как отрезал: «У меня уже есть хорошее военное образование. А остальное я буду изучать на практике».

До начала 71-го года Александр, Марина и их родившийся сынишка Миша оставались в Египте. Александр продолжал обучать египетских офицеров работать на новейших зенитно-ракетных комплексах. В марте Чаренцовы вернулись в Союз, в гарнизон одного из небольших городов. Там Александр получил хорошую квартиру и должность. Но в Главный штаб уже пошёл от него рапорт: как офицер, имеющий опыт и боевой, и интернациональный, Чаренцов просил направить его туда, где этот опыт может пригодиться. Он знал, что советские военные «советники» действуют во многих горячих точках мира. В странах Африки, Азии, Латинской Америки шли национально-освободительные войны. И капитан Чаренцов, хлебнувший однажды незабываемое чувство «упоения в бою», пропал на военных тропах джунглей, саванн, пампасов…

Жена и сын почти не видели его. Они были хорошо обеспечены: повышенная зарплата мужа перечислялась на сберкнижку Марины, она пользовалась спецмагазином для офицеров высшего состава.

Марина видела мужа в короткие, всегда внезапные его появления, узнавала, что он уже майор, потом – подполковник. Скупо рассказывал он, что был во Вьетнаме, или в Анголе в составе кубинского отряда под именем Диего Родригеса.

– Разве там нужны артиллеристы-зенитчики? – спрашивала Марина.

– Там все нужны, – отвечал он. – Впрочем, я давно уже и десантник, и пластун, и снайпер…

Дважды ей сообщали о его тяжёлых ранениях, но через время он ненадолго появлялся, подтянутый, резкий в движениях, словно высушенный экзотическими ветрами.

– Он бессмертный, – говорила Марина подругам. – Ему любые ранения нипочём.

За эти годы она окончила медицинский институт, специализировалась в кардиологии. Мише было уже девять лет, он рос в постоянном ожидании отца-героя и в восторженных воспоминаниях о коротких встречах с ним.

В 1979 году подполковник Чаренцов с первыми советскими частями вошёл в Афганистан. В апреле 80-го года Марина получила сообщение, что её муж, вместе со всем отрядом, погиб при выполнении боевого задания в горах под городом Газни. Тела погибших вывезти не удалось.

В то время Марина уже заведовала отделением кардиологии в обкомовской больнице. Секретарь обкома Борис Андреевич Полозов наблюдался у неё – сердце пошаливало. Он не скрывал, что Марина ему очень нравится. А она… Поразительно, но при своей такой семейной жизни, Марина оставалась верна мужу. Хотя не раз могла бы иметь любовников. Что-то удерживало её: сынишка, а, может, какие-то давние воспоминания. Но не любовь к Александру – её уже не было. Как не было и его любви к ней…

Любовь у Александра прошла как-то мгновенно. Марина в это поверила не сразу. Но куда было деваться? И женской интуицией она поняла: что-то случилось именно на свадьбе. Оттуда идёт отсчёт его внезапного и необъяснимого охлаждения. А он ведь любил её, она не ошибалась. В госпитале у них была настоящая душевная близость, ещё до физической близости. А уж когда это случилось, Александр просто был неутомим и неистов. А после дня свадьбы – ну как отрезало! У них того, что называется «супружеская жизнь», практически не стало. Александр под разными предлогами избегал близости. Хотя иногда, с каким-то отчаянием и необузданностью, он брал её. Это случалось редко, обычно в его короткие появления между «боевыми командировками». И это был уже другой мужчина, не её Саша…

Не сразу, через годы, когда Марина была уже опытным медиком, она предположила… Там, на свадьбе, Александр что-то вспомнил. Кого-то. Скорее всего девушку, другую девушку, которую любил. И забыл после своей контузии. Он ведь вообще чудом выжил. Хирург, оперировавший его, потом ещё долго не переставал удивляться: выздоровел, даже без всяких осложнений! А они, видимо, были, эти осложнения: избирательная потеря памяти.

Марина даже рассказала об этом сыну, когда Михаил уже был студентом и собирался жениться на Людмиле. У них тогда такой душевный, откровенный разговор получился, и она не удержалась: рассказала Мише, что его погибший отец её не любил. Похоже, всю жизнь любил другую женщину. И сделал в честь неё у себя на руке татуировку. Спросила:

– Ты видел когда-нибудь?

Нет, Михаил тогда, мальчиком, ни разу этого не видел.

– Ну конечно, – усмехнулась Марина, – он скрывал. Специально наколол у самого плеча, никогда не ходил просто в майке. Небольшой такой рисунок, красивый, в два цвета – лиловый и красный, но не яркие, приглушённые. Я толком не разглядела, полумрак был, а там фигуры замысловато переплетались. Но мне показалось – что-то вроде маски, нотного знака, сердца… Он тогда, в семьдесят третьем, приехал из Вьетнама, я увидела наколку и спросила. А он сквозь зубы ответил: «Воспоминания молодости». Я, дурочка, стала было расспрашивать, что это означает. Он встал с постели, надел футболку с рукавами, бросил: «Тебе не понять», и ушёл спать в другую комнату, к тебе… Это какой-то шифр, наверное та женщина его понимает. Дай Бог! У меня всё хорошо сложилось, пусть и у него…

Эта последняя странная реплика матери заставила Михаила вдруг подумать: «А, может, отец жив?» Но это было нелепо. Конечно, маму разволновали воспоминания, она мысленно вернулась в то время. И Михаил почти сразу забыл эту свою догадку.

Александр и в самом деле сделал татуировку в Ханое, в мастерской мастера Ли Чанга. Худенький пожилой художник-татуировщик пользовался популярностью у военных. А когда один коллега показал Чаренцову сделанное под лопаткой изображение летящего дракона – чёткое, изящное, с прорисовкой деталей, в два цвета, – Александр вдруг решился. У него перед глазами как-то сразу возник этот рисунок, он словно услышал голос Леночки: «Хочешь, эти три ключа будут нашим тайным знаком? Скрипичный, басовый и баритоновый – сердце и маска…»