Эдна Барресс - Под рябиной

Я с усилием отбросила угнетающие мысли: нельзя портить то, что должно быть счастливым днем. Но сознание того, что через 24 часа я должна вновь оказаться в Англии и, возможно, уже больше никогда не увидеть его, легло на меня тяжелым грузом.

— Знаешь мифы: Европа, белый бык, Минотавр? — спросил он, пока мы спускались по широким ступеням.

— Нет, — соврала я. Мне хотелось слушать его, а не говорить самой. Я позволила волшебной истории плескаться вокруг меня, хотя это было совсем не то, что мне хотелось бы услышать. Я знала — это был летний роман, мы только целовались, но чувствовала, что не смогу не увидеть его снова.

Рикки не сказал «я напишу», не попросил мой адрес, не предложил свой. Совсем скоро будет слишком поздно.

Он купил мне изящный золотой браслет в форме двух дельфинов. Образ дельфина был везде, так же как и двуглавый минойский топор и странная английского вида эмблема с собакой и розой. Я старалась чувствовать то, что должна была ощутить при виде этих образов, нанесенных на стены людьми, жившими четыре тысячелетия назад. Но мои собственные мелочные страхи проникли глубоко внутрь, и интерес к чудесам покинул меня.

— Это, чтобы ты помнила Кноссус, — просто сказал Рикки.

Я перевела взгляд на браслет и уже была готова по-глупому расплакаться. Да, мне навсегда запомнится Кноссус. Мы сидели на низкой каменной стене в открытом дворе вдали от всех, когда Рикки неуверенно произнес:

— Помнишь, я говорил тебе, что жил в Англии? Сегодня утром пришло письмо от юриста. Возможно, я приеду туда по делам. Где ты живешь, может, мы могли бы встретиться?

Должно быть, он прочел ответ в моих глазах, потому что обнял меня за талию и притянул поближе к себе.

— Пригород Лондона, довольно мрачный, но я дам тебе адрес, — услышала я свой беспечный голос, хотя знала, что мне не скрыть от него своей радости. — Я оставлю тебе номер телефона, — добавила я. — Можешь позвонить, когда соберешься.

— Moi aussi. Je vous donne…[4] — импульсивно перешел он на французский, потом посмеялся над собой. Мое сердце прыгало от радости, когда Рикки выдал себя такой реакцией. В душе он так же, как и я, был рад.

Кноссус теперь показался мне сказкой. Красавицы с фресок, с миндалевидными глазами, в длинных, струящихся одеждах, ступали впереди меня, и кудрявые минойские боги проплывали по двору у вечных холмов.

И сегодня вечером — сегодня мы в последний раз пойдем в ресторанчик, попрощаемся под луной, так как самолет вылетает в три часа утра — но, может, это не станет прощанием навеки.

Рикки вновь упомянул о письме, когда немного позже мы сидели в ресторанчике и обменивались адресами. Я уже помогла отцу и Мхэр упаковать вещи, моя дорожная сумка стояла у двери наготове, поджидая машину. И ничего больше не оставалось как сказать «до свидания».

Я положила бесценный клочок бумаги в карман сумочки, застегивающийся на молнию. Я знала его фамилию, Дэнхэм — что явно не является фамилией его французских предков. Если я потеряю его адрес или по какому-то недоразумению он куда-то засунет мой! Такое случается.

— Буду беречь его, — сказал Рикки. Черные глаза мерцали. — Да, письмо. То, о котором я тебе рассказывал. Кажется, я могу стать богатым.

— Неужели! — Какое значение все это имело? Я ждала последующих слов. Вместо того, чтобы дать волю счастью от того, что мы вместе, в ту ночь я была не лучше сита, просеивающего гальку нашего разговора в поисках самородков для своей сокровищницы — слов, которые могли бы означать, что он найдет меня, намеков на продолжение наших отношений.

— Я уже говорил тебе однажды, что около девяти месяцев, совсем недолго, был в вашей стране. Мы жили с теткой отца в коттедже на побережье.

Должно быть, в моих глазах стоял вопрос.

— Мои родители погибли в автомобильной катастрофе. Тетя Эмма предложила принять меня. Мне было девять лет.

— Мне очень жаль, — сказала я.

Он пожал плечами: «Случается иногда».

— Почему ты не остался там? — Подумать только: он мог бы жить в Англии, и я бы не встретила его, никогда. Но мне пришлось пройти для этого полмира, и сейчас я сижу с ним под звездами! Эта мысль начала согревать мою душу, и как раз в этот момент он ответил:

— Я заболел. Плохо все помню. Меня увезли. Затем я оказался в доме моих gran'mere и grandpere в Варе.

Странная тень вновь набежала, стирая смех в черных глазах. Затем она исчезла, и Рикки снова улыбнулся мне:

— Кажется, я никогда больше туда не возвращался. А сейчас она завещала мне свой дом.

Возможно, та быстротечная перемена во взгляде — это попытка вспомнить что-то.

— Здорово, — сказала я. — Коттеджи в Девоне — престижны.

Рикки покачал головой:

— Боюсь, не этот. Поверенный предупредил меня. Дом довольно ветхий и, скорее, убыточный. Тетка жила в нем одна долгие годы и держала множество кошек. У меня сохранился образ высокой, худощавой, довольно странной дамы. Я испытывал трепет перед ней. И, боюсь, разочаровал ее. Та катастрофа, казалось, лишила меня рассудка. Я сильно заикался, и, должно быть, меня считали, — он подыскивал слово.

— Недоразвитым, — пришла я на помощь.

Он кивнул, хотя явно не знал этого слова.

— Недоразвитый, — Рикки как бы попробовал его на язык. — Дом стоял на окраине города. За дорогой ничего не было. Помню только серые волны и ветер.

Ага, это не престижный девонский коттедж, а просто развалюха в бедной части города.

— Не расстраивайся, — успокаивала я, подводя его к теме, интересующей меня. — Любая собственность представляет собой ценность, и, когда сам увидишь, узнаешь лучше.

— Там был сад. И дерево — рябина.

Я удивилась, как детская память могла сохранить точное название необычного дерева, и на секунду он отдалился от меня.

Рикки засмеялся:

— Да, у меня будет собственность. Поеду и потребую мое наследство. — Он тепло пожал мою руку. Я рассмеялась вместе с ним и придвинулась ближе. Так впервые мне пришлось услышать о коттедже тети Эммы.

Глава 2

— Рикки! Кто такой этот Рикки?

Я с испугом встретила проблеск пробудившегося интереса в глазах Шейлы. Хотя я постоянно думала о нем с самого отпуска, а сейчас уже был октябрь, я ни разу не упомянула о Рикки в разговорах с Шейлой.

— Ну, ну, давай, рассказывай. Вы смотрели на руины этого замка, именующегося Кноссус, или что-то вроде этого, и этот Рикки сказал…

— Это не замок, а дворец, которому четыре тысячи лет.

— Бог с ней, с историей. Кто такой Рикки? — Шейла безжалостно пресекала мои слабые попытки уклониться от ее нападок.