Борис Мишарин - Куртизанки дорог
Звонок не дал закончить мысль, прозвучал резко и требовательно, Владимир вопросительно посмотрел на Тамару. Она пожала плечами, накидывая халат на голое тело.
— Не знаю, у Дианы ключ есть.
Недовольно пошла к двери, открыла, выматеревшись непроизвольно при виде дочери и кое-как успела подхватить ее, оседающую и растерзанную на пол. Злость мгновенно прошла и она действительно испугалась. Блузка и куртка с оторванными пуговицами, голые, замерзшие до синевы ноги с подтеками крови… Тамара всплеснула руками.
— Да что же это творится то? Звери… ребенок же совсем!
Владимир быстро засобирался, натягивая брюки, рубашку, в его планы не входило подобное мероприятие.
— Скорую надо вызвать, — подсказал он, — Да и ментов тоже.
— А их-то зачем? — удивилась Тамара.
Владимир бросил со злостью:
— У тебя дочь изнасиловали, не понимаешь что ли? Врачи все равно позвонят в милицию. Лишних проблем захотела?
Он надел куртку.
— Я пойду, ни к чему мне здесь светиться.
Он, не дожидаясь ответа, выскочил за дверь.
— Но и вали отсюда, говнюк, — бросила в уже захлопнувшуюся дверь Тамара, — И не приходи больше! — кричала она, срывая злость и безысходность.
Заплакала, набирая трясущимися пальцами 03, а потом и 02.
Скорая приехала достаточно быстро, видимо была где-то рядом. Врачи осмотрели девочку, смерили давление, поставили какие-то уколы и попросили одеть ее. Она так и лежала без сознания, голая ниже пояса.
Тамара поняла, что дочку забирают в больницу, спросила трясущимися губами:
— Как она?
Врач пожал плечами.
— Сейчас трудно сказать, необходимо полное обследование. Конечно, разрывы есть, но детально вам объяснят в больнице. Давление понижено — это из-за кровотечения.
Тамара никак не могла натянуть дочери колготки — руки тряслись и не слушались. Доктор завернул ее в одеяло, бросил коротко:
— Времени нет. Все равно там раздеваться.
— А мне можно с вами? — только и спросила Тамара.
Доктор кивнул головой.
— Можно и нужно, но вас к ней сейчас не пустят. Может, какие лекарства потребуются или еще что…
Он не договорил, взял Диану на руки и вышел из квартиры. Тамара, на ходу накидывая пальто, выскочила за ним. На лестничной площадке столкнулась с милиционерами. Посыпались вопросы… Врач пояснил кратко: «Девочка без сознания, изнасилована. Подробности у лечащих врачей». Тамара пояснить совсем ничего не могла, да и не знала она ничего в действительности. Пообещала сразу после больницы приехать в отделение милиции.
Мурашова осталась в приемном покое, дальше ее не пустили. Тяжело опустилась в кресло и прикрыла веки. Образ дочери не выходил из головы, маячил кровавыми потеками по детским ножкам. Она страдала и злилась одновременно, злилась на насильника, мысленно обещая устроить ему небывалые кары, злилась на дочь, потащившуюся гулять, на ночь глядя. И не было бы ничего, если бы не пошла… Корила себя за непростительное отношение к девочке, проклинала судьбу, заставлявшую спать с мужиками из-за продуктов и денег и поэтому не уделявшую должного внимания Диане. На все находились причины — только не винила себя особо. Виноваты все — правительство, допустившее социальное обнищание и безработицу, преступники, жирующие на почве безнаказанности, менты, крышующие криминал, врачи с вечно отсутствующими лекарствами… Конечно, и она виновата, но если бы не эти причины… Металась по больничному коридору, злилась на всех и вся, в особенности, наверное, на разрушенный обычный уклад жизни, впервые начиная осознавать, что есть дочь, о которой необходимо заботиться хоть немного.
Часа через два Тамаре удалось переговорить с врачом. Операция закончилась и ей уделили время. Врач пояснил не много: «Операция прошла успешно, состояние девочки стабильное, хотя и тяжелое, но для жизни опасений нет. Наверняка потребуется психолог — физическая травма наверняка заживет, а вот душу надо будет лечить, тяжело перебороть возможное отвращение и страх перед мужчинами».
Лекарств никаких не попросили, наверное, в данной ситуации это не посчитали уместным, к дочери не пустили, пообещав пропускать к ней со следующего дня.
Сидеть дальше в приемном покое стало бессмысленным, и Тамара поплелась в милицию, как и обещала.
Следователь допрашивал долго и нудно, хотя Тамара ничего толком не знала. Но все-таки кое-что выяснить удалось. Мурашова предположила, что ее дочь могла зайти после школы к подружке. Позвонили подружке и это оказалось правдой. Оперативники предложили пройтись по маршруту Дианы и обнаружили в одной из кладовок одежду девочки. Прибывшая опергруппа зафиксировала следы и не сразу отданные по забывчивости Тамарой кусок веревки и пластырь. Девочка так и вернулась домой с пластырем на лице, не развязав рук. На этом все кончилось.
* * *Где-то в глубине души Диана радовалась произошедшему случаю четыре года назад, хотя даже себе не призналась бы в этом. Но это сейчас, когда прошло время. Детские переживания практически улетучиваются или же остаются на всю жизнь, коверкая ее своеобразно. Все зависит от множества факторов — типа нервной системы, окружающей обстановки, общения с людьми и прочего.
Мать перестала ее бить и никогда больше не обделяла едой. Перенесшая физическую и психологическую травму, она впервые почувствовала внимание и заботу матери. Это сыграло решающую роль в психологическом излечении. Очнувшись в больнице, девочка больше всего боялась, что ее выпорют и когда этого не случилось — сильно обрадовалась.
Насильника так и не нашли, а отец сжег тайно ту кладовку, заметив, что дочь мимо нее никогда не ходит, делает небольшой крюк по пути в школу или когда идет к подруге. Сумерек и темноты Диана боялась — часто вставало перед глазами размытое ночной тенью лицо преступника, и она вздрагивала, непроизвольно ощущая его холодно-омерзительные руки и слюнявый рот.
Сегодня они собирались у Светки, ее родители уехали на три дня в деревню — у друзей намечалась свадьба сына. Три дня можно делать, что хочешь и молодежь желала воспользоваться этим на всю катушку.
Со Светкой Диана особо не дружила, все-таки мешал возраст. Светка старше на целых три года, а в школьном возрасте это слишком много. Но в их разношерстной компании были и младше, и старше. Как парни, так и девчонки.
Намечалась большая тусовка, народ подтягивался постепенно и каждый занимался своим делом, пока не собирались все. А все не собирались никогда. В незапертые двери одни заходили, другие исчезали на время, что бы вернуться чуть позже. Тусовались небольшими группками, кто-то слушал музыку, кто-то бессмысленно болтался, потягивая травку. Впрочем, ширялись все, начиная с легкой марихуаны и заканчивая героином. Девчонки постарше уже работали на дороге, долго не задерживались на таких гулянках — вколят дозу, оттянутся, немного кайфуя, зависнут на полчаса и снова в путь: денежки зарабатывать на чеки. Чек приобретают за стольник, и требуется он не один, еще крыше заплатить нужно, от ментов отмазаться деньгами или натурой. ППСники и ОВОшники совсем обнаглели в последнее время, выгребут иногда все, оттрахают всем экипажем, могут и в отдел увезти — пол помыть или еще что. Беспредел полный, все знают и молчат, девки терпят от беспомощности, героинной зависимости, выплескивают злость, матерясь про себя или между собой. И терпят — деваться некуда. На адвоката денег нет, времени свободного тоже, все уходит на геру. Да и боятся они, как ментов, так и крыши. Боятся более худших последствий — напишешь заявление и не посадят мента поганого. Тогда все… труба полная. Мечтают заработать побольше, перекумарить и не колоться. Мечты…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});